Выбрать главу

— Чихает?

— Чихает… Я одному вчера так и сделал…

— А не попадешься?

— Чего там…

— Ну то-то… Ты только матери не говори, а то она, понимаешь… плакать начнет, — извиняющимся тоном добавил он, — женщина она, брат…

И снова прикрылся газетой. Когда я внезапно обернулся к нему, отец не смотрел на газету, а, полузакрыв глаза, чему-то улыбался.

— Ты чего, отец? — покровительственно спросил я.

— Эх, брат, было и в мое время… Прикрой-ка двери, чтобы мать не слышала… Я, брат, тебе порасскажу…

1915

Оправдательная записка

Обычно женоненавистниками становятся рассеянные люди, занятые тяжелой ответственной работой, у которых совершенно неожиданно уезжают жены, оставляя короткую записку, без указания своего временного адреса. В большинстве случаев кратковременным спутником ушедшей является кто-нибудь из приятелей, о котором жена несколько раз говорит в присутствии мужа, что ему надо отказать от дома.

Муж горячо принимает сторону приятеля, начинает описывать его прекрасный характер и строгий образ жизни. Жена не соглашается ни с чем, опираясь на свое внутреннее чутье по отношению к людям, попутно высказывает свой взгляд на нерушимость брака и обязанности супругов и на другой день оставляет уже упомянутую мною записку.

Муж отправляет оставшиеся дома платья и туалетные принадлежности убежавшей жены по старому адресу ее незнакомого дяди и переставляет всю обстановку, желая новыми комбинациями кресел и тумбочек вытравить из своей души все прошлое.

После этого он и становится женоненавистником. Начинает вести дневник, в котором собирает все нехорошие истории, что ему с восьмилетнего возраста пришлось услышать о женщинах; в театре косится на каждую проходящую даму и в гостях так долго и настойчиво говорит о небрежности женщин по отношению к семье и браку, что или хозяин начинает усаживать гостей за карты, или на столе преждевременно появляется ужин с сырыми котлетами и с недожаренной яичницей. Жизненная карьера такого человека очень печальна. Через два года его жена, которой он предусмотрительно отказывал в разводе, внезапно появляется у него в квартире со всеми вещами и с рыданиями, начавшимися еще в лифте, просит убить ее собственными руками.

Женоненавистники большей частью народ добрый и к женоубийству непривычный, да и сама жена мало надеется на аккуратное исполнение просьбы; поэтому он начинает плакать и сам. К общему плачу присоединяет свой голос и старая кухарка, свидетельница еще совместной жизни супругов; дело кончается, к общему удовольствию какого-то, незнакомого для мужа, архитектора, который становится своим человеком в доме и почему-то глупо смеется, когда муж начинает вести научно-образовательный разговор о целостности семьи и брака…

Все это я рассказал исключительно для своего оправдания. Я считаю себя большим врагом женщины, но причиной этому отнюдь не послужили только что описанные обстоятельства.

* * *

У нас, у мужчин, это делается просто. Подходишь к человеку, который симпатичен, пожмешь ему руку, и, если вы ему нравитесь, он так же просто ответит на рукопожатие или еще поблагодарит вас дружелюбным взглядом. Если вы, не прибегая к рукопожатию, выражаете свое отношение словами, мужчина ответит вам приблизительно одинаковой фразой. Я часто люблю говорить это открыто людям мне симпатичным, и ни разу я не слышал такого, например, уклончивого ответа:

— Ах, нет… Оставьте… У меня есть старушка-мать, для которой я единственное подспорье…

Или еще более странный:

— К чему вы это? Все равно поздно…

А пробовали вы говорить когда-нибудь интересной, развитой и милой женщине то же самое? Попробуйте. Подойдите к ней после какого-нибудь разговора, во время которого вы уже успели рассказать, что у вас любимая жена, хороший, спокойный дом, и что вы не увлекаетесь никем, скажите:

— Вы мне очень нравитесь.

— Оставьте, — вспыхивает дама, — вы не имеете права… Кто в^м дал право так разговаривать со мной…

Если вы человек спокойный и можете логически развивать свои мысли, между вами произойдет такой приблизительно разговор:

— Как какое право? — удивитесь вы. — Что же я особенного сказал?..

— Он еще спрашивает… Вы же прекрасно знаете, что у меня есть муж… Да, да, муж, которого я люблю.

— Должно быть, это очень достойный человек, если он пользуется любовью такой интересной и такой обаятельной…

— Вы опять… Как вам не стыдно… Я же говорю, что я замужем…

— Хорошо, я слышал это. А если бы вы были барышней, тогда имел я право сказать…

— Не знаю, как я на это посмотрела бы. но это уже другое дело…

— Следовательно, сударыня, вы смотрите на брак, как на нечто настолько искажающее и обезобразящее женщину, что посторонний человек…

— Именно, совершенно посторонний…

— К сожалению. Следовательно, если до вашего брака я имел право сказать вам. что у вас очень милое личико, прекрасные глаза и гибкий стан, то теперь я имею право говорить только противоположное…

— Что вы имеете право?

— Подойти и с тихим вздохом сказать: Боже мой, как только это уродливое существо, эта пародия на кра…

— Это нахальство…

— Что же тогда я имею право?..

— Ничего. Абсолютно.

— Следовательно, если меня спросить о вас, я должен ответить, что я вас не заметил или спутал со швейцаром?

— Глупая шутка. За глаза можете говорить все, что угодно…

— Но разве вас так пугает моя фраза, что вы нравитесь мне, мужчине, с довольно хорошим вкусом… Разве вы себя считаете такой неуравновешенной, что мое мнение о вас сразу нарушило все ваше душевное состояние?

— Вы пользуетесь тем, что здесь нет моего мужа…

— Виноват, простите, что перебиваю… Неужели, сударыня, если бы здесь был ваш муж, он стал бы доказывать мне. приводя примеры из вашей личной жизни, что вы не можете нравиться, что ваш характер и наружность настолько отвратительны…

— Ничего бы он не сказал… Просто отделал бы вас и потребовал, чтобы вы извинились…

— Следовательно, я бы должен был принести извинение такого характера: признаю свою вину и, повинуясь вашему желанию, признаю, что ваша жена не только нравится мне, но, наоборот, производит такое отталкивающее впечатление…

— Он бы вас ударил…

— В таком случае, сударыня…

— Вы правы… Конечно, нам незачем быть знакомыми…

— Я совсем не это хотел сказать…

— Я уж не знаю вообще, что вы можете наговорить приличной женщине…

Дальше разговор неинтересен.

* * *

Вы видели когда-нибудь, как женщины пудрятся? Посмотрите. это интересно. Если это происходит на улице или в гостях, она вынимает из ридикюля маленькую пудреницу и, стараясь сделать это возможно незаметнее, привычным движением кладет на нос широкую белую полосу. Если это дома, она второпях подбегает к зеркалу (этому всегда предшествует звонок в прихожей и торопливое шарканье горничной, бегущей открывать дверь) и, схватив пуховку, сразу выделяет весь нос резким белым пятном на мутном фоне остального лица.

Более умело это делают артистки, но и то только в жизни. На сцене они обычно выходят с таким густым слоем пудры на лице, что оставляют после каждого своего движения настолько густой белый след, что зрители дальних рядов начинают принимать пейзаж летней ночи за зимнее непогожее утро.

По этому поводу я разговаривал со многими женщинами.

Большая часть отговаривалась полным неумением разобраться в интересующем меня вопросе:

— А как же не пудриться?

В этих случаях я подчинялся суровой необходимости и переводил разговор на другую тему, но некоторые пытались оправдываться: