заменой, — может быть, лгун был бы посрамлен, но при отсутствии точных данных никто не усомнится в его словах…
Место действия всех рассказов добросовестного лгуна всегда носит в себе зачатки мистицизма. Если это улица— то обязательно без фонарей и такая маленькая, что у нее нет даже собственного названия, если это городок, то настолько затерянный, что трудно даже сказать, сохранился ли он теперь, в наше бурное время…
Когда добросовестный лгун говорит о литературе, он только делает намеки на то, что не все рассказы одного известного писателя написаны вполне самостоятельно и что было время, когда этот писатель не гнушался подписывать своим именем произведения кой-кого другого…
Совсем другой характер носит ложь враля недобросовестного. Эти люди работают, как неопытные воришки, влезающие днем через форточку квартиры первого этажа за бронзовым пресс-папье с письменного стола…
Только что кончив рассказывать о том, что всю прошлую неделю он пролежал в белой горячке, которая явилась прямым следствием желудочного катара и тяжелой любовной драмы, недобросовестный лжец непосредственно приступает к рассказу о том. что с ним произошло третьего дня в Николаевском саду.
— Иду я, вдруг вижу — идет Петр Николаевич, который умер недавно. Всматриваюсь — никого… Целый день очухаться не мог… Все по городу шлялся…
— Извините, — робко спрашивает чей-нибудь голос из угла, — ведь вы в горячке лежали… Даже сами назвали ее белой… Как же вы могли встретить Петра Николаевича?..
Недобросовестный лжец всегда обижается и начинает горячиться:
— Как встретил — как всех встречают… Иду, и он идет…
— А белая горячка?
— Что вы все белая да белая… Он не от горячки умер…
— Кто не от горячки?..
— Как кто? Петр Николаевич… Служит преспокойно в банкирской конторе… А вы — горячка…
— Так почему же он исчез?..
— Я почему знаю?.. Говорю вам, что всю прошлую неделю пролежал…
Свидетелей недобросовестный лжец не кидает, а, наоборот, старается привлечь самых спокойных и пользующихся доверием людей.
— Вы знаете, — пониженным шепотом рассказывает он где-нибудь в углу, — в прошлую субботу я в клубе змею видел. Ползет по полу… Ползала, потом в форточку вылезла. Марью Карловну хвостом задела…
— В субботу? — недоверчиво спрашивает кто-нибудь из слушателей, пытаясь уличить-лгуна. — Да ведь в субботу Марья Карловна у нас в карты играла…
— А что же, — нагло спрашивает в этих случаях недобросовестный лжец, — змеи карт, что ли, боятся?..
— Не карт, а… как же она могла попасть в клуб?..
— Кто в клуб — змея?
— Нет, Марья Карловна.
— Приехала. Очень просто. Сам видел. В белом платье.
— Весь вечер в зеленом сидела…
— Ну, у вас в зеленом, а в клубе — в белом. Очень просто.
— Так как же она уйти могла незаметно?..
— Значит, я вру?
На такую прямую постановку вопроса редко кто возражает, и недобросовестный лжец чувствует себя успокоенным.
Касаясь области литературно-исторической, недобросовестный лжец не щадит неопытных слушателей и защищается авторитетами, как перевернутым креслом.
— Знаете чем навеян гётевский «Фауст»? — задумчиво спрашивает он. — Самой простой ссорой автора с Метерлинком. Вот вам и знаменитости…
— Позвольте, ведь Гёте жил в начале одного века… Л Метерлинк…
— Что в начале одного века? А Пушкин?..
— При чем же тут Пушкин?..
— Пушкин при чем?.. Ну знаете, батюшка… Извините…
Ложь — громадное творческое дарование. Хорошо лгущая женщина часто делает жизнь любимого человека раем. Лучшие книги мира — ложь…
Октябрь
Любите вы работать в таком состоянии, чтобы левая нога медленно, но верно примерзала к полу, правая робко и по-детски обиженно согревалась в корзинке с бумагами под столом, пальцы, обхватившие ручку, разжимались только при помощи разрезного ножа или другого твердого и острого предмета и принесенный из столовой чай напоминал о коньках и башлыке? Я, лично, очень не люблю.
Может быть, вы обратили внимание на то, с какой радостью ваши близкие меняют туалет весной? Стоит только голодному лирическому поэту поместить в вечерней газете стихотворение о прелестях первой травки и горячих лучей солнца, как самые спокойные люди, которых трудно заподозрить в легкомыслии, начинают издеваться над собой.
Травки, конечно, нет; если она и есть, то исключительно в прессованном виде еще с прошлого года хранится в образцовых конюшнях. Горячих лучей солнца тоже нет; по крайней мере, его совсем незаметно днем и утром. По теории вероятности вряд ли оно показывается и ночью — но носить шубу считается уже зазорным.
— Вы что, больны? — участливо спрашивают вас знакомые, встретив на улице.
— Нет, кажется. А что?
— Да так. Апрель месяц. В шубе.
— Ах да. Я и не заметил… Вижу, на улице снег, холодище… Мне бы надо рубашечку одеть и босиком…
— Ну босиком — не босиком, а шуба… Жарко, наверное…
— Всегда я так напутаю… Другие вот умеют одеться… Взять хоть вас — лицо у вас радостное, синее, ноги на месте не стоят — синие, наверное, тоже. Щеки красные. Уши белые. Прямо не человек, а радуга… Завидно даже…
— Да я что… Приду домой, спиртом ототрусь. А вот вы — в шубе… Апрель месяц все-таки…
Женщины, конечно, еще — хуже; они готовы выбежать на улицу в голубом платьице при первом заявлении по телефону, что снег перестал идти. Все равно не им, а мужу приходится платить доктору. Скверную роль в этом деле, конечно, играют портнихи; не в силах дождаться весеннего сезона, приносящего солидные заработки, они еще с января месяца начинают уверять клиенток, что случаи солнечных ударов начали повторяться все чаще и чаще и выходить в первых числах февраля на улицу в зимнем пальто — значит идти на верную смерть. Здесь уже жены не смотрят на то, что в расходах по похоронам им участвовать не придется, а предпочитают спастись.
Это все весной.
В октябре месяце очень холодно. Я мог бы подтвердить это массой свидетельских показаний. Если вы не хотите окончательно ссориться со своими близкими, не смотрите, что они носят в это время. Человек, расходившийся в каком-нибудь зеленом костюме или всеми помыслами и симпатиями сросшийся с желтым пиджаком, добросовестно и честно считает октябрь одной из неотделимых частиц жаркого тропического лета.
— Вы, кажется, на дачу собираетесь? — иногда приходится мне хмуро спрашивать такого экзотического знакомого.
— Я? Нет. А почему вы думаете?
— Костюм у вас такой… Еще бы корзиночку для ягод да стакан холодного квасу в руку…
— Как костюм? Да ведь еще октябрь месяц…
— А когда же вы теплое наденете?
Человек мнется. По-видимому, он собирается надеть теплое пальто уже после выхода из больницы, куда его привезут с отмороженными ногами и животом.
— Да вот осень поздняя будет…
— Ага. В январе?
— Нет, раньше… Впрочем, если будет тепло…
— Может быть, вы предполагаете, что ввиду исключительного времени, какое переживает Россия, зима будет отложена до более благоприятного времени и что…
— Вы, кажется, шутите…
— Помилуйте…
Особенно, в случае наступления холодов, бессердечны женщины. В них моментально исчезает чувство материнства, нежности, душевной мягкости и даже жалости по отношению к близким людям. Все преимущество мужского характера, в этом случае, в том, что если в крещенские морозы мужчина пойдет босиком по снегу или ляжет в голом виде на лед читать книжку лирических стихов — он не будет требовать этого от других. Если бы это сделала женщина, она принудила бы к этому и окружающих ее людей…