Тысячи сомнений постепенно разрушают его безмятежное состояние.
— А почему бы не попросить? Я же ему даю…
— А если не даст?..
— Нет, не может быть, он выручит…
И снова начинается внутренняя борьба, с которой ему все труднее и труднее справиться.
— Да, но как он заворачивает, когда дает мне. Нет, не даст.
Все больше и больше накручивает он себя. А ведь сейчас он был совсем спокоен. Где там…
— Вот сукин сын! Я во всем его выручаю…
В этом споре с самим собой он доходит уже до такого состояния, что поднимает камень с земли и говорит:
— Вот сейчас я ему стекла побью. Таких людей надо учить.
И он бросает камень.
Конечно же, это «веселое происшествие» основано на понимании некоторых «истин о человеческом характере». Райкин укрупняет их, потому что это позволяет жанр.
Так же крупно предстают достоинства и недостатки людей в блицминиатюрах «МХЭТ» (маленького художественного эстрадного театра), выросших из пантомимических сценок. «МХЭТ» — эти маленькие озвученные пантомимы — породили в театре «отдел международного юмора».
Аркадий Райкин владеет многими эстрадными жанрами. И в каждом он стремится прежде всего к открытиям в области человеческой природы. В каждом он хочет до конца распознать законы той драматургии смеха, которая создает спектакли его театра.
Виртуозное владение различными эстрадными жанрами, видимо, и дало основание одной из польских газет во время гастролей Театра миниатюр в Варшаве назвать статью об Аркадии Райкине «Паганини эстрады».
Райкина как-то спросили:
— Какой жанр у вас самый любимый? Монолог или интермедия? Пантомима или мономиниатюра? Диалог или песенка?..
Райкин ответил на это:
— Трудно сказать, какой жанр самый любимый, как трудно художнику-живописцу сказать, например, что самая любимая его краска в палитре — зеленая. Вероятно, все вместе — это и есть жанр.
Человек со многими лицами
Известный чешский актер Ян Верих, когда ему предложили написать статью о Райкине, сказал:
— О Райкине с радостью. Я напишу о нем с той же радостью, с какой написал бы о Ларри Сэмоне, Бене Турпине, Чаплине, Дюране, Эд. Вайне, Власте Буриан, Палленберге, Тото, Фернанделе и Кантифлаксе. Кстати, как велик род комиков. К счастью! Ибо если есть что-нибудь, в чем мир нуждается насущно и в изобилии, так это смех!
Встреча с Верихом произошла в Праге. Замечательный комик, писатель, руководитель Пражского сатирического театра «АВС» (наши зрители хорошо знакомы с ним по фильму «Падение Берлина», где Верих играл Геринга) приходил на спектакли гастролировавшего в Чехословакии Театра миниатюр. Райкина Верих уже знал по дням своего пребывания в Ленинграде. Теперь это была встреча старых знакомых.
В гостинице «Акса» два выдающихся актера провели очень своеобразную беседу. Они говорили на языке, хорошо им понятном, на языке сценических образов. Порознь и вместе они разыгрывали маленькие сценки, необыкновенно живые и уморительные.
Верих был с переводчицей, но ему не хотелось общаться через третье лицо. Он взял Райкина под руку, и они тут же, экспромтом начали разыгрывать импровизированную сценку, которая должна была изображать двух дипломатов из ООН. Они сходились и вновь расходились в разные стороны. Топтались на месте. Смотрели друг другу то в глаза, то в затылок… И говорили, говорили без умолку, не слушая и не понимая друг друга.
Когда кончилась эта импровизация, оба долго и весело смеялись. Верих сказал Райкину:
— Мне нравится темп, в каком у вас проходят спектакли.
— У каждой эпохи свой темп, свое понятие времени, — ответил Райкин. — Мы живем в такой век, когда радио за секунду может передать любое сообщение с Северного полюса; а телевизор в это время демонстрирует то, что происходит на Южном. На кинокадре перекликаются века. Мы летаем на реактивных самолетах, над нами проносится спутник. Можем ли мы, имеем ли право играть медленно? Знаете, что я говорю нашим артистам?
Верих вспоминает о том, как Райкин, вдруг преобразившись, начал сопровождать свой рассказ показом. Выразительная райкинская пантомима вступила в свои права.
— Я им говорю так: человек утром просыпается, наспех одевается, завтракает, штурмует трамвай, протискивается к выходу, прибегает на работу, — скорей, скорей, надо все успеть, — потом быстро отдыхает, потом снова работает, потом умывается, летит домой, ест, переодевается, мчится в театр, прибегает в последнюю минуту, опускается в изнеможении в кресло — занавес, игра потихонечку-полегонечку, и человек… засыпает. Станиславский? Конечно! Только Станиславский, знакомый с телевидением, радио, кино, знающий и чувствующий пульс современной жизни. Ритм. Ведь темп спектакля, актерской игры определяется не скоростью речи, а быстротой, ритмом актерского мышления.