Эта "контрреволюционная" тема в те годы уже не была новинкой для советского народа. И, конечно, не автор "Поручика Голицына", так и оставшийся нам неизвестным, открыл её. Она просто витала в обществе развитого социализма ещё с середины 60-х годов, на что уже не раз обращали внимание журналисты и социологи. Факт был несомненный: в самом передовом обществе планеты завелась ностальгия по старой России. Причём у того поколения, которое эту Россию и не видало, — просто создалась сказка от тоскливой реальности Совдепа. В этой сказке, кстати, с белогвардейской темой смыкалась и гусарская, реализованная, правда, совсем уж гротеском — анекдотами о поручике Ржевском. Вспомнилась нам она потому, что в концерте с "Чайкой" кроме белогвардейских песен звучит и ещё одна "художественно-историческая" — "И я была девушкой юной". Правда, она не имеет никакого отношения ни к гусарам, ни к России XIX века, — ведь это стихи Роберта Бёрнса; но чем ещё объяснишь появление такой песни в концерте Аркадия Северного? И точно в тот же ряд встаёт уже современная филатовская "Тает жёлтый воск свечи". В общем, это вам не блатная романтика, Комитету уже есть на что обратить внимание.
И он, естественно, обращал, но больше в целях профилактики, чем по необходимости. Остались воспоминания Калятина о том, что приходили какие-то люди в штатском к Раменскому, да и Николай Резанов рассказывал об интересе к "Братьям Жемчужным", проявленном со стороны руководства "Ленконцерта". Но особо серьёзных последствий это не вызвало. Разве что некоторые боязливые коллекционеры повытирали на бобинах наиболее одиозные фамилии, произнесённые вслух: Галича, например, а также и свои собственные. На всякий случай, чтобы чего не вышло. Но в то же время, и опять же, на всякий случай, — многие стараются оставить о себе "память на века", пользуясь для этого любым удобным моментом.
Например, Николай Гаврилович Рышков. Примерно в эти же декабрьские дни он даёт Аркадию несколько текстов собственноручного изготовления. Сохранился небольшой фрагмент их записи под гитару: песня про самого Аркадия "Все меломаны Ленинграда.", а также песня про дочку Рышкова — Наденьку, — "Ей восемнадцать только что исполнилось." Песни как песни, любительские поделки, конечно; но отчего бы и не спеть их в домашнем концерте для уважаемого хозяина? Вероятнее всего, это была своего рода репетиция перед новой записью, проверка "на звучание". И, хотя звучание получилось и не ахти какое, но Северный всё-таки споёт одну из них ещё раз, уже с музыкантами. Песню про самого себя он петь не станет, — возможно, из скромности, — а исполнит "Про девочку Надю". К некоторому, так сказать, недоумению многих простых советских слушателей, "воспитанных" на одесско-блатном имидже Аркадия Северного.
Увы, над его имиджем наши продюсеры-подпольщики уже провели к этому времени очень большую работу. Хотя, конечно, это нельзя было назвать целенаправленной работой. Каждый из них просто делал то, что приходило в голову, даже не понимая, наверное, что получается в результате. Хотя некоторые приёмчики, используемые ими для "завлечения слушателей", оказывались такими, что напрашиваются аналогии прямо-таки с неизвестным тогда ещё никому шоу-бизнесом! Но для этого надо было обладать хотя бы своеобразным вкусом и способностями Рудольфа Фукса. А наши деятели, пользуясь тем, что Аркадий готов петь всё, что угодно, превращают его уже даже и не в "артиста подпольной эстрады", а, вслед за Коцишевским, в какого-то своего "персонального" певца. И теперь уникальный голос Аркадия Северного вещает нам о каких-то малопонятных несведущему слушателю заморочках коллекционерского бомонда. Вот вам и весь "имидж".
И, конечно, ни о каких таких "высоких материях" не думают Рышков, Маклаков и Корниенко, организуя новый концерт, который состоялся буквально вслед за "Чайкой". Просто все видят, что Северный в ударе, — так надо ковать железо! И 22 декабря на квартире Владимира
Раменского организуются "Проводы 1977 года". Собрана вновь духовая группа, всё-таки "Жемчужные" — это джаз! И "Братья" в этом концерте выдают на полную мощь. То, что они сыграли, по аранжировке и звукорежиссуре становится уже совершенно вровень с музыкой, которую можно было слышать тогда в исполнении эстрадных коллективов по радио и ТВ. Впрочем, музыканты "Жемчужных" и есть, собственно, члены подобных коллективов; просто в этом концерте им удаётся реализоваться гораздо в большей степени, чем раньше. Духовая группа Лахмана-Чикова продолжает лабать в диксилендовой традиции, очень грамотно звучит клавишный аккомпанемент, да и бас отличается весьма ярким и оригинальным звучанием. А что Резанов выделывает с гитарой — нечего и говорить. Классические мелодии про "Пиковую даму" и про "Маруську с пачкой денег" обыгрываются вообще чуть ли не в авангардном джазе. Ну, а репертуар. В концерте опять звучат песни на стихи Раменского, — разумеется, эту новую традицию все хотят продолжать и развивать. Вот только интересных текстов к этому концерту Раменский успел подготовить немного — но не беда! Ведь ещё достаточно песен в безднах фольклора; и ничего страшного, что многие из них уже исполнялись раньше. Пусть прозвучат теперь в более мощном музыкальном сопровождении! Всем оркестром — вступление из "Анжелины", и:
В общем, концерт удаётся на славу. В новом, 1978 году народ с большим интересом будет слушать этого нового, совсем уже "эстрадного" Северного. Это действительно интересно и необычно по тем временам.
Но не более. Потому что куда-то пропал к концу года за всем этим "эстрадным великолепием" блатной колорит. И не только в музыке, но и у самого Северного.
Аркадий опять, как и прежде, за сравнительно короткий период времени напел несколько концертов. Но если раньше в таких "сериях" концерты отличались друг от друга только репертуаром или музыкантами, то здесь присутствует и другое отличие. Изменилась сама манера исполнения. Вроде бы, всё как и всегда, но уж больно как-то ровно и причёсанно. Весёлые песни — веселы, а грустные — грустны, соответственно. Но нет в них прежнего надрыва и радости прежней тоже нет. Причём, наиболее отчётливо это видно именно на "Проводах". Куда-то подевалась вся экспрессия и все эти "одесские штучки". Что-то случилось. А что могло случиться- то? Жизнь круто изменилась? Конечно. Но не так, как думалось, и начинает уже казаться, что совсем не в ту сторону. Что всё — зря, и уже не исправишь того, что было. А что в будущем — непонятно. И идёт человек к депрессии потихоньку, незаметно для самого себя и, часто, для окружающих. А пение, если оно из души, — выдаёт. Вот и нет того веселия. Остались только воспоминания о нём, и о том, что всё прошло и никогда уже не повторится. И нельзя вернуть того, что было. В трезвом виде нельзя. А в пьяном? А вдруг — чудо? А вдруг — можно, если, конечно, не похмеляться, а "как все"? Может, попробовать? Нельзя. И в Новый год нельзя? И в Новый год. Какая уж тут экспрессия при таких мыслях. Кто-то может сказать: "Ну и накрутили авторы здесь!" Может, и накрутили. А вы всё-таки спросите: что думает по этому поводу ваш "подшитый" сосед, или ребята вот те — из наркологической клиники.