- Я полагаю, какие-то наркоманы обсуждали свою подружку, проданную в рабство сутенером, который как-то связан с нашими родителями. Ничего не обычного.
Я постучала пальцем по виску.
- Там фигурирует другой мир, Адриан!
- Это потому, что обсуждение велось наркоманами. Хорошо. Второй вариант: какие-то сумасшедшие случайным образом упомянули в своей бредовой фабуле наших родителей. Вариант третий: наши родители хотят нам отомстить за то, что мы не хотим проводить с ними наш день рожденья. Вариант четвертый: это были какие-то другие имена, но наши мозги слишком пьяны, чтобы уследить за изменчивыми звуками на этой шумной вечеринке, и идут по пути наименьшего сопротивления.
- Вариант пятый, - перебила его я. - Родители попали в какую-то странную психическую историю!
- Это пятый вариант, да, - согласился Адриан. - Наименее вероятный.
Я стукнула его по плечу, а он засмеялся. Положив голову ему на плечо, я сказала:
- Могли бы проследить за ними, - предложила я. - Если они как-то связаны с нами, это было бы интересно. Давай, Адриан! Это будет мой подарок на день рождения.
- Я думал, я твой подарок на день рождения.
Я поцеловала его, крепко ухватив за плечи. Мы были вместе, сколько я себя помню. Именно вместе. Иногда мне казалось, будто мы с детства были любовниками. Я никогда не была одна, никогда не чувствовала, что у меня должен быть кто-то, кроме Адриана. Мы были частями чего-то единого. Я никогда не думала о том, что то, кто мы есть друг для друга, это неправильно. Мы были друг для друга всем, как вообще могло быть по-другому. Я попыталась подняться, но пол под ногами куда-то ушел, и я снова оказалась на диване. Адриан сказал:
- Вот поэтому я не совершаю попыток.
- Но мы должны следить, - воинственно сказала я. - Если я хочу стать копом, я должна быть незаметной. Если меня заметят наркоманы, могу сразу пойти и стать цветочницей.
- Они уже ушли, пока мы болтали.
- Они нелепые, могли остаться на танцполе.
Я предприняла вторую попытку встать, намного более успешную, взяла за руку Адриана и потянула за собой. У выхода курили люди, закурила и я, хотя меня и без того подташнивало от выпитого. Адриан воздержался, потому что он мудрее, чем я. Я рассматривала в толпе моих наркоманов, но не было никого похожего. Адриан запахнул на мне куртку, и я засмеялась.
- Вот такой я коп!
- Плохой коп!
- Очень плохой!
В этот момент я увидела хороших копов. Автомобиль, припарковавшийся у выхода, несомненно принадлежал нашим родителям. Я чуть не засмеялась, подумав вот будет умора, если родители приедут сказать нам что-то о работорговцах из другого мира или что там обсуждали их непрезентабельные знакомые. Я толкнула Адриана за дверь, обратно в шум и темноту.
- Предки здесь!
- И что? - спросил он.
- Это мой второй шанс продемонстрировать свои полицейские таланты!
- Скорее уж преступные, - сказал Адриан. Его явно занимали мои игры, но он относился к ним с легкой иронией. А ведь это я была старшей близняшкой и должна была скептически на него смотреть. Я потянула Адриана в туалет, где начищенные до блеска зеркала отражали пьяных куриц и их не менее пьяных петухов. Какая-то парочка в углу ерзала по кафелю в страстных объятиях друг друга.
- О, Астрид, чего ты хочешь? - с притворным удивлением спросил Адриан.
- Не хочу смотреть на твою пошлую рожу, - прошептала я и кивнула на окно.
- Еще скажи лезть через вентиляционную шахту, дорогая. Это предложение такое киношное, что сейчас я услышу "стоп-снято".
Я засмеялась и поцеловала его в губы, зашептала:
- Но ведь будет весело.
- О, определенно. Всем этим людям.
В этот момент я услышала недалеко громкий, требовательный голос отца.
- Астрид! Адриан! Вы нужны мне! Сейчас же!
Когда папа говорил так, у меня оставалось одно желание - бежать. Мой папа был, вероятно, человеком с самым невыносимым, дурным и мерзким характером в мире. Его могла выдерживать только моя мама, которую все тоже ненавидели. Папа был заядлым алкоголиком, чье профессиональное выгорание перешло все видимые и невидимые пределы, достигнув своей конечной точки в оре, который папа исторгал из себя ежечасно. Папе, наверное, ничто в мире не нравилось, он считал всех тупыми бездарными ублюдками и, если сильно оцензурить его версию, слабаками и тряпками. Папа, в принципе, пришел в полицию помогать людям, это еще можно было увидеть по тому, с каким увлечением он работал. Впрочем, возможно, ему просто нравилось убивать. Даже скорее всего. В принципе, папа говорил, что у него множество друзей, с которыми он проводит время, но почему-то на дни его рожденья никто не приходил. Я бы и сама не приходила, уж больно папа любит напиться и начать доказывать мне, что я - девчонка, поэтому я должна быть скромнее, добрее и, желательно, отстреливать яйца мальчикам еще на расстоянии одного метра до меня. Он два месяца называл меня шлюхой и грозился убить моего парня, когда я на спор с Адрианом солгала ему, что встречаюсь с одноклассником.
Не только я не хотела встретиться с папой лицом к лицу. Адриан тут же, оставив свой скепсис, открыл окно. И если бы все эти несчастные люди знали, что за чудовище ждет за дверью, они выстроились бы в очередь, чтобы покинуть помещение.
Я вылезла первой, снова окунувшись во влажный осенний воздух после душного, пахнущего потом и алкогольными парами клуба. Музыка била по заболевшим от коктейлей вискам. Правильно Адриан говорил, коктейли это не экологично. Нужно было пить виски чистоганом. В конце концов, теперь мы могли себе это позволить. Я отряхнула колени, испачканные побелкой, в изобилии присутствовавшей на подоконнике, и в этот момент услышала голос мамы.
- Довольно предсказуемый ход, Астрид. Неужели тебя не хватило на большее?
Мама стояла передо мной. Ее строгий костюм, делавший ее еще более тощей, похожей на античную статуэтку, был абсолютно белым, и даже на штанинах в такую слякотную погоду не было ни единого темного пятнышка. Мама всегда была идеальна, все, что меньше и тусклее, нежели совершенство, вызывало у нее отвращение. Например мы, далекие от идеала. У мамы было красивое лицо, несколько андрогинное, как на картинах эпохи Возрождения. Если бы я не знала, что она полицейская, предположила бы в ней художницу, такими одухотворенными были всегда ее теплые, темные миндалевидные глаза с тяжелыми, как у южан, веками. В детстве я хотела быть похожей на маму, а потом узнала ее поближе и больше уже никогда ничего от нее не хотела. Так, в принципе, с мамой было у всех. Дома испокон веков существовала легенда о том, что маму лишили греческого гражданства за ее дурной характер. Мама ее не подтверждала, но и не опровергала.
- С днем рождения, - сказала мама. - Хотя, безусловно, меня не очень волнуют ваши ничего не значащие праздники.
- Мама, на самом деле можно не оправдываться, если ты пришла без подарка.
В этот момент за моей спиной я услышала:
- Иди сюда, дочь гребаная! Я тебя звал или нет?!
А я даже не заметила, что папа вылез вслед за нами. Стало неуютно, папа стоял позади нас, а мама впереди, как будто окружали.
- Что вам нужно?! - рявкнула я, как разозленная приближением чужих собака. Адриан добавил намного дипломатичнее.
- Держу пари, родители, вы здесь не ради того, чтобы поздравить нас. Вы ведь не устаете напоминать нам, что мы вас не интересуем.
Мама задумалась, потом сказала:
- Это полуправда.
А папа сказал:
- Если ваших куриных мозгов не хватает, чтобы понять, как мы о вас заботимся, лучше вам хотя бы заткнуть свои рты!
Папа всегда был образцом дружелюбия.
- Нам нужно серьезно поговорить, - добавил он почти примирительно.
- Я не пойду в армию, папа.
- Во-первых пойдешь, Адриан, а во-вторых рот свой заткни! В машину, быстро. Мы должны серьезно поговорить.
И тогда я ляпнула первое, что пришло мне в голову.
- А вас там какие-то поляки упоминали в разговоре.
Я видела только мамино лицо, и мама замерла, не от удивления, а скорее от узнавания. Кажется, она вполне точно знала о каких поляках шла речь.