- Что говорили? - резко спросил папа. Его голос был взволнованным, взвинченным. Я повела плечами.
- Там молодая пара была. Спрашивали друг у друга, в Дании ли вы. Еще там с кем-то связаться хотели.
- Молодая, - хмыкнул папа, будто я сказала забавную, и в то же время плосковатую шутку. Мама смотрела на меня задумчиво, будто видела впервые или после очень-очень долгой разлуки. В ней не было показного безразличия, теперь ее обычное спокойствие было окрашено как-то по-иному. Оно было грустным. Я поджала губы, меня переполняла обида. Я толком не понимала, что именно меня так разозлило, может, мамино выражение лица, под ее обычным льдом была неспокойная вода, но она все равно оставалась чужой, недоступной. Я смотрела на нее, такую непохожую на меня, а потом вдруг резко дала деру. Я бежала в сторону парка, между деревьями, там, где они не могли проехать на машине. Я знала, что Адриан побежит за мной. Это не нужно было обсуждать, Адриан, я была уверена, почувствовал, что я сделаю задолго до того, как я сдвинулась с места. Мы бежали, я впереди, а он чуть позади меня, петляя между деревьями, иногда разделяясь. Вслед мне несся папин крик, а мама, судя по всему, полагала достойным сохранять молчание. Я толком не знала, зачем я побежала. Я разозлилась на что-то, родители были неискренны и не откровенны. Я вдруг поняла, почувствовала, какую бездну всего я не знаю о них. Как будто я увидела вершину айсберга, а потом поняла, на сколько километров вниз уходит ледяной массив их лжи. У меня толком не было причин так думать, но какое-то чутье подсказывало мне, что родители лгали нам и собирались продолжать лгать. Я поступила импульсивно, может быть стоило выслушать их, но я ощущала стену между нами, ощущала, что правды скорее можно добиться от тех поляков, что обсуждали родителей. Самое забавное, что я даже не понимала, какой правды я ищу, что хочу узнать. И был еще один вопрос, центральный: хочу ли я знать что-либо об их жизни на самом деле? Принесет ли мне это знание что-нибудь хорошее?
В школе я безупречно сдавала все кроссы, я бегаю по часу каждое утро, и сейчас мне было легко, холодный ночной воздух затапливал легкие, сердце дрожало в груди, но ноги были быстрыми и не уставали. Я знала, что способна выбраться из парка, не сбавляя темп. Я бегала здесь уже три месяца, я парк знала. А вот мама и папа, если за кем и бегали, так это за преступниками, лишенными эстетического чувства достаточного, чтобы бегать по прекрасному парку, достоянию Швеции. Адриан все время был чуть позади, он доверял мне искать дорогу. Сначала я знала, что родители бегут за нами. Я совершала поворот за поворотом, стараясь запутать их, как зверек. Родители не окликали нас, они знали, что лучше не тратить воздух. Мама и папа были молодцы, но мы с Адрианом были молоды, и в этом заключалось преимущество, которое родителям было не преодолеть. Я почувствовала, когда они отстали, но не обернулась. Прошло минут десять, прежде чем я сбавила темп. Остаток пути мы с Адрианом шли. Молча, потому что оба пытались отдышаться. Наши щеки горели, и я чувствовала, как жар давит мне на глаза. Я прижала холодную руку к щеке Адриана, и он закрыл глаза.
- Не сюда, - сказал он. - Обойдем. Они, наверняка, предполагают, к какому выходу мы выйдем.
Я свернула, снова углубляясь в парк. Адриан сказал:
- Какая муха тебя укусила?
Я молчала, чувствуя, как ветер смывает с меня жар. Ответа, который не было стыдно произнести вслух у меня не было. Некоторое время я смотрела на небо, на котором замерли звезды.
- Накатило, - сказала я неохотно.
- А это почему?
Адриан никогда не позволял мне просто отмахнуться от него. У нас с ним не было секретов друг от друга, и я всегда могла объяснить ему все, но сейчас я будто бы потеряла все слова, они рассыпались, как звезды по небу, и были от меня необычайно далеко.
- Я глупо поступила, да?
- Своеобразно, сестричка. Я не хочу тебя осуждать, в определенной степени это было весело. Но родители, на мой взгляд, вели себя не хуже обычного.
- Я разозлилась, потому что они лгали нам все это время.
- О другом мире? - засмеялся Адриан.
- Да нет же, - сказала я, а потом распробовала свои ощущения. Я была уверена, что родители врали о чем-то важном, было ли это связано со странным разговором, я не предполагала. Но эта мысль не вызывала у меня бурного протеста.
- Вот ты задумайся, - сказала я, начиная размышлять. - Ты что знаешь об их прошлом?
Адриан помолчал, принялся насвистывать какую-то песенку, прервался на середине ноты, сказал:
- Они же копы, ревностно оберегают тайны своего прошлого. Кроме того, мне не очень интересно.
- Они никогда не говорили нам правды. Они не доверяли нам. Почему я должна доверять им?
В этот момент я услышала рингтон своего телефона, еще с моих бурных шестнадцати мой телефон неизменно воспроизводил самые разные песни "Deftones". Сейчас играла "Knife party", но звук был, казалось, чуть искажен. Он не был пугающим или неправильным, просто иным, как будто кто-то проигрывал его через аудиофильтр, фактически не изменяя нот, но чуточку снижая тональность. Не то чтобы заметно, но тревожит, где-то на краю сознания зудит. Звонила мама. Я не сразу взяла трубку, и Адриан начал подпевать, наслаждаясь музыкой. У него был приятный, мелодичный голос. Наконец, я ответила, поставив динамик на громкую связь. Таймер тут же начал отсчитывать время звонка.
- Да, мам? - сказала я скучающе, и лицо Адриана приняло уморительное выражение скепсиса. Но мама не ответила, безжизненно текли секунды, цифра сменяла цифру, а мама молчала, и я не слышала ее дыхания в динамике.
- Мама! Я тебя не слышу, наверное, что-то со связью.
Я засунула телефон в карман, в этот момент мобильный Адриана тоже зазвонил. Адриан достал телефон, повернул его, демонстрируя мне экран. Папа. Я усмехнулась. Адриан взял трубку, так же поставил звонок на громкую связь.
- Да, папа? Надеюсь ты решил извиниться, потому что в противном случае я ухожу жить в лес, дикие животные, даже больные бешенством, и то приятнее тебя.
Острота Адриана канула в пустоту, папиного голоса не было слышно, как и маминого.
- А до них не доходит, если проблема со связью у меня, то и у тебя тоже, - хмыкнула я. Голос мой прозвучал неуверенно, будто я успокаивала себя.
- Не нервничай, милая, - посоветовал Адриан. Он опустил телефон в карман, в точности повторяя мой жест, и мы взялись за руки. Не нервничать не получалось, хотя я очень хотела. Я совершала поворот за поворотом, но парк становился только гуще. Все маршруты, которые я знала, будто перепутались, смешались друг с другом, сплелись.
- Мы все время оказываемся на одном и том же месте, - сказала я. - Ходим кругами.
- Это бывает с теми, кто потерялся, - ответил Адриан. Голос его выражал удовлетворение прогулкой и больше ничего. Я подумала, что так и не помню ни единого момента, когда Адриан потерял свою довольную самоуверенность, хотя в склонности к самообману он никогда замечен не был. Родители все звонили, раз через пять мы перестали брать трубку - смысла в этом не было никакого. Я поймала себя на том, что, может быть, была бы рада услышать их голоса. Мы уходили все глубже в парк, и я уже соскучилась по временам, когда мы, по моему разумению, ходили кругами. Сейчас мы шли строго вперед, потому что я признала свое посредственное владение географией Берзели. Для меня это стало открытием, я думала, что знаю этот парк как свои пять пальцем. Лес становился все гуще и гуще, теперь у меня язык не поднимался назвать это место парком, оно было огромным и в то же время тесным из-за наступающих друг на друга деревьев. Теперь Адриан шел позади, а я впереди, места для двоих уже не хватало, тропинки не было, и я не заметила, как мы потеряли ее. Мы петляли между деревьев, то и дело натыкаясь на острые, гибкие ветки. В конце концов я встала, как вкопанная и заорала:
- Я ненавижу это место! Ненавижу это место, своих предков, этот гребаный день! Я даже воздух здесь ненавижу! Гребаная Швеция! Я хочу сдохнуть! Я устала! Хотя что это я, здесь-то мы и сдохнем! Связи нет! Мы заблудились!
- И парк вообще не должен выглядеть так. На "Трип-эдвайзере" его называют компактным и интуитивно понятным местом для семейных прогулок.
Дальше я орала уже бессловесно. Я понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем Адриан указал рукой куда-то влево.