Сигурд замер, внутри у Флори затрепыхалась, как выловленная из аквариума рыбка, мечта о том, что Сигурд не заметит ее. В гостиной было темно, и она не издала ни звука, почти не двигалась, а он на нее не смотрел. Когда Флори почти удалось уверить себя в этом, дать себе надежду, она услышала, наверное, одна из немногих за долгое-долгое время голос Сигурда. Он сказал:
- Могла бы ты, пожалуйста, выйти? Так мне будет удобнее.
Голос его был лишен всяких интонаций, будто он только озвучивал текст, оставаясь безучастным. И тогда Флори поняла, что было таким жутким и странным в нем. Он, даже убивая, не воспринимал людей, как живые объекты. Для него это были предметы, он не понимал, что они одушевлены, как он. Флори почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Она не шевелилась, даже не потому, что не хотела - не могла.
А потом он оказался рядом - переместился. Говорили, он умеет такое, говорили, так он покидает Аркадию и поэтому его невозможно ранить. Сигурд прижал лезвие меча к ее горлу, напоенное кровью, оно еще было теплым. Он не нажимал, не ранил ее, но стоило двинуться ей, и оно, такое острое, войдет под кожу. Флори заплакала, а Сигурд сказал:
- Издавай какие-нибудь другие звуки, пожалуйста.
Свободной рукой он вытащил черный блокнот, принялся довольно ловко листать его, чему-то кивая. У него был задумчивый, нелепый вид. Флори вдруг захотелось засмеяться. Ей не верилось, что кто-то приносящий столько смертей может быть таким комичным. Этот контраст вызвал у нее истерические всхлипы, перешедшие в смех.
- Спасибо, - сказал Сигурд. Видимо, он решил, что я смеюсь, потому что он не хочет, чтобы я плакала, подумала Флори. Наконец, перелистнув очередную страницу, Сигурд сказал:
- Тебя в списке нет. Я не понимаю. Тебя не должно было здесь быть.
- Я просто пришла сюда и заснула, - выдавила из себя Флори. Сигурд помотал головой.
- Не ясно. Обычно людям удобнее спать в горизонтальном положении, это обеспечивает наибольшую площадь соприкосновения тела с поверхностью, тогда если мышцы расслабляются, они не болят. Но бывают разные обстоятельства.
Его меч все еще упирался в горло Флори, а вокруг пахло кровью и выпотрошенными органами, мерзко, тошнотворнее, чем в анатомической секции в Университете. А Сигурд говорил о том, в какой позе люди обычно спят, да еще таким тоном. Флори засмеялась громче, он сказал:
- У тебя шок. Таким образом, я не смогу тебя допросить.
- Ты серьезно? - смеялась Флори, из глаз ее лились слезы.
- Я всегда серьезен.
- А ты говорил с кем-нибудь прежде? - вдруг спросила она.
- За свою жизнь я говорил с четыреста сорок одним человеком. Ты четыреста сорок первая, - сказал он серьезно. - Я разговаривал в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году прежде, чем заговорить с тобой.
- А зачем ты заговорил со мной? - спросила Флори. Ей хотелось тянуть время как можно дольше. Она смотрела на него и, внезапно, вместо отвращения к этому автомату смерти, она ощутила, что он забавный - это была реакция на стресс.
- Потому что мне нужно было уточнить обстоятельства твоего местонахождения здесь. У меня нет приказа убить тебя, поэтому я должен выяснить детали у Отца.
Он развернулся, и Флори почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Еще хотя бы пять минут.
- И что случится, если ты не уточнишь прямо сейчас? Конец света?
- Нет. Конец света случится, когда Солнце увеличится в размерах, превратится в красный гигант и поглотит все планеты земной группы.
- Тогда не уходи!
- Я не понимаю, как связано то, уйду я или нет со звездами поздних спектральных классов.
Он обернулся. Флори впервые посмотрела ему в глаза, у него был пробирающий до костей взгляд, будто он смотрел сквозь нее, куда-то дальше, не видя ее. Так смотрят кошки и очень больные люди. Он был до дрожи жуткий и очень смешной - Флори не понимала, как это сочетается. Она сказала:
- Я не хочу умирать.
- Я тоже. Это заложено в наших базовых инстинктах.
- У нас много общего, правда?
- У нас действительно много общего - мы кузены и принадлежим к одному биологическому виду, наши органы работают примерно одинаково, у нас похожий состав крови, нам необходимо есть и спать, мы используем гортань для голосообразования, хотя у нас разные языки.
Флори смотрела на него, округлив глаза. Он продолжал говорить, озвучивая многие и многие факты, которые были для них общими. Ни об одном из них Флори никогда не думала, если говорила, что у нее много общего с кем-то. Сигурд закончил:
- И, наконец, мы способны оперировать комеморативными практиками человечества, называемыми еще культурой.
Флори слушала его и улыбалась, ей захотелось смеяться еще громче. А когда он закончил, она вдруг только горше заплакала.
- Почему твои глаза влажные? Ты не хочешь быть на меня похожей?
- Я не хочу умирать, - сказала Флори. - Пожалуйста, не убивай меня. Мне страшно.
Сигурд смотрел на нее, лицо его не выражало абсолютно ничего. А потом, в секунду, он отнял меч от ее горла и поцеловал. Даже не поцеловал, просто прижался губами к ее губам, будто не знал, что должен был делать. Флори никогда не целовали прежде, она тоже не знала. Он крепко прижимал ее к себе, скорее руководствуясь инстинктами, чем правилами поведения. И Флори совсем не хотелось, чтобы он когда-нибудь ее отпускал.
А потом, много ночей спустя, она проснулась, в тысячный раз, в его постели. Сигурд обнимал ее во сне, он прижимал ее к себе, и Флори чувствовала себя такой крохотной рядом с ним. Его губы касались ее затылка, и она слушала его мерное дыхание. Она много о нем узнала.
Сигурд мог просидеть на одном месте четыре часа, непрестанно раскачиваясь, он знал наизусть все известные науке созвездия, ему нравился синий цвет, он мог долго-долго крутить в руках сапфиры, которые хранил в ящике стола, у него не было представлений о неизменности пространства, он считал, что если вещь исчезла со стола, то ее больше вообще нигде нет, его невозможно было обидеть, но он впадал в ярость от слишком громких звуков. Его одолевало множество тревог, чью природу Флори не в силах была понять - он боялся трещин между камнями, не оставлял открытыми двери, иногда замирал, будто прислушивался к чему-то, все время что-то записывал в черный ежедневник, никогда не улыбался, потому что не умел, не любил картины и фотографии, не понимал выражений, употребляемых в переносном смысле, пословиц и поговорок, говорил, что все вокруг - враги, с первого раза запоминал стихи, когда она читала ему, чертил странные геометрические фигуры, названия которым Флори не знала, был до смеху прямолинейным и бесподобно, просто бесподобно убивал.
Сигурд сказал, что она давно нравилась ему, он следил за ней, она была ему нужна. Он не говорил, для чего, не выражал симпатию, как другие люди. В голове его царил хаос, и Флори не знала, какая бездна выводов и влечений привела его к ней. Но ей хотелось ему помочь. Иногда он мог не выходить из башни целый день, если ему казалось, что вещи в комнате могут изменить свое положение, он пристально следил за тем, что происходит вокруг, потому что оно непрестанно ускользало от него. Он ничего не понимал о людях, думал о них, как о предметах и смотрел сквозь них. Он был очень несчастен, его мир был пуст, ненадежен, состоял из мертвецов и врагов, хотя Флори не могла узнать, кто такие враги, откуда они и чего хотят. Сигурд бродил в лабиринте, где его преследовали чужие, незнакомые ему люди или даже существа. Никто и никогда не был с ним добр. Он был отпрыском одной богатой шведской семьи, его держали в комнате, и он не покидал ее до того, как попал в Аркадию. Сигурду, судя по всему, было чуть за тридцать, когда он сюда попал, и это пугало Флори. Никто и никогда не проявлял к этому человеческому существу уважения и заботы. Он был совершенно один, и Флори захотелось быть рядом. Он был ментально дезорганизованным и полным страха, никогда прежде Флори не видела никого столь несчастного. Флори даже почти забыла о том, что он - убийца, ее сердце было переполнено желанием сделать его хоть чуточку счастливее.