В этот момент я увидела, как к Акселю несется один из цветков, со змеиным нахлестом, резким и невероятно пугающим. Аксель выхватил меч, легко перерубил мясистый стебель, но не прошло и секунды, как вместо единой головы цветка раскрылись уже два бутона, стебель потянулся, будто молодое животное, а потом растение снова подалось к Акселю. Как гидра, подумала я, но на этом мысли закончились, потому что еще одна лоза кинулась ко мне. Все происходило очень быстро. Сначала лозы вокруг, а было их около десяти, ощетинились, так, наверное, могли вздыматься змеи на голове медузы Горгоны.
Все очень быстро происходило. Я выхватила из-за пояса кинжал. Никогда не понимала, зачем он мне нужен, я ведь не занималась убийствами. Однако, Неблагой Король требовал, чтобы мы носили кинжалы, как требовал и черной одежды. Я считала его элементом дресс-кода, не слишком удобным, но привычным. Сейчас мне стало жаль, что прежде я не додумалась использовать его в деле, хотелось бы точно знать свойства лезвия.
Я подумала: не стоило отрезать, но если не срезать цветок полностью, только проткнуть, то, может, новые головы не отрастут. Еще я подумала: и как это поможет, Констанция?
А потом я свалилась на землю, и на этот раз никаких приятных или даже спорных чувств по этому поводу не испытала. Хотя нет, я порадовалась, что земля очень мягкая, и я не слишком ударилась головой, могла сохранять всю ясность сознания. Я слышала, как орет Астрид:
- Подожди, Адриан!
Я подумала, что никогда не узнаю, как они там, ранен ли кто-нибудь из них. И вообще больше ничего и никогда не узнаю. Против моей воли по лицу лились слезы страха, я верещала, сама не заметив, как сильно вцепилась в лозу, я драла ее ногтями, совсем забыв про кинжал. Он валялся где-то в грязи, выбитый у меня из рук.
- Отпусти! - визжала я. - Отпусти!
Я понимала, как глупо просить об этом дерево, но слова сами рвались наружу. Мне удавалось удерживать цветок сантиметров за пять от моего лица. Я видела, как сокращаются ряды зубов, которыми были усеяны лепестки. Это было похоже на спираль, млечный путь, огромная, зубная бездна, которую я едва сдерживала своими слабыми руками. Я пыталась дернуться вправо, затем влево, но каждый раз я сдавала позиции, и цветок ближе подавался ко мне. Но вряд ли стоило и замереть в ожидании, пока меня спасут. Каждый здесь, судя по доносившимся звукам, вел собственный бой, который я не в силах была увидеть. Я могла смотреть только в розовый зев зубастого цветка. Как невероятно глупо будет умереть здесь, просто потому, что не вовремя наступила в лужу, да еще и в самом начале пути. К такому не готовили даже Акселя. Мне нужно было успокоиться, хоть на секунду. Я подумала, что если уж мне суждено здесь умереть, хотя бы узнаю кое-что напоследок. Если бы папа был здесь, он непременно сказал бы, что блондинка в фильме ужасов всегда умирает первой. Но еще папа непременно попытался бы мне помочь. И мама.
- Мама! Мамочка! - заверещала я, и впервые поняла, как скучаю по ним, и что никогда больше их не увижу. Что я умру. Я сморгнула слезы, почувствовала грязный болотный дух, как дурное дыхание из пасти, исходящий от цветка. Все перед глазами расплылось, и я не могла вызвать свои буквы и цифры, даже они, мое единственное оружие, мои палочки вместо мечей, не пришли мне на помощь. Я уже приготовилась умирать, но мои руки не отпускали цветок. Инстинктивная, звериная часть меня сдаваться точно не собиралась. Ее было за что уважать. Лоза в руках была скользкая, истекающая соком. Пальцы соскальзывали с нее, приходилось, глухо рыча, впиваться, раздирать ее, сдирая собственные ногти. На долю секунды я почувствовала, что получаю удовольствие от этого дикого действа, подобного которому в моей жизни прежде не было. Само мое существование стояло на кону, а я чувствовала опьянение от хлынувшего в кровь адреналина. И хотя я не могла сосредоточиться, я была будто бы предельно целеустремленной, ничто, казалось, не способно было заставить меня разжать руки. Стебель извивался самым мерзким и отвратительным образом, скользил в моих ладонях, вызывая ассоциации с чем-то порнографическим и отвратительным. А потом я, не понимая, как это произошло, вцепилась зубами в стебель, ровно под бутоном. Горький, пахнущий травой сок хлынул мне в рот, как кровь. Я драла мясистую плоть, как дикая кошка, забыв обо всем. У звериной ярости были свои преимущества. Перестало быть страшно. Прямо совсем. Я никогда прежде не была такой смелой.
Но были у данной стратегии и свои недостатки. К примеру, в какой-то момент длинная, гибкая лоза обвила мое горло, дернула так, что мне показалось, кости вышли из своих положенных мест. Я даже не успела подумать, каким это хитрым образом не сломалась моя шея. Затылок пронзила боль, а потом цветочная пасть, клацая острыми зубами, устремилась ко мне снова. Вот еще что было жутко - оно не издавало никаких звуков, ни человеческих, ни звериных. Только механические удары зубов о зубы в полной тишине. Надо мной летали эти золотые глаза, рой золотых глаз, они смотрели сверху вниз, наблюдали, как я умираю.
Я успела попрощаться с жизнью и подумать, что я хотя бы точно знаю, куда попаду, и это не будет забвение и вечная темнота, которую нельзя помыслить. Внутри меня даже зашевелилось любопытство, и я испытала крохотный импульс разочарования, когда зубастая пасть подалась назад. Рваное горло моего цветка сжимал Герхард, я узнала его руки прежде, чем увидела. Они были в крови, кровь забралась даже под ногти. Он резко сдернул с меня цветок, и я увидела, что рана у Герхарда на плече, такая сочно-вишневая, как будто истекающая сиропом.
Я кинулась к цветку, чтобы в свою очередь не дать ему поранить Герхарда, но неожиданно, в тот момент, когда я совсем этого не хотела, пришли мои буквы и цифры, пришли и сделали невозможными точные движения, заполонили все. Сначала я не могла в них разобраться, и они не уходили, как бы я ни старалась. Я сжала руками виски, остановившись на поле битвы. Цифры и буквы загораживали все. И тогда я подумала: если я не могу их убрать, я должна их понять.
Сначала я плавала между кривых формул и случайных слов, а потом они начали встраиваться в мое сознание. И я поняла все, все для всех поняла. Я закричала:
- Стойте! Глаза! Ловите глаза! Уничтожайте глаза! Глаза это его мозг!
Я услышала голос Астрид, еще более злой, чем обычно.
- Что за чушь?!
- О, думаю Констанция знает, что говорит! Она же у нас девочка-гений.
Адриан был как всегда многословен, но голос его звучал прерывисто, как после долгой пробежки. Вероятнее всего, он не был ранен. Наконец, цифры и буквы рассеялись, и я всех увидела.
Все болото представляло собой поле битвы, кое-где я видела смешанную с грязью кровь, и видела ее очень ясно. Астрид и Адриан вместе прижимали к земле цветок, Аксель затолкал Делию куда-то в кучу веток, а сам пытался пробраться к дереву в середине болота, используя свой дурацкий меч, как палку, чтобы щупать почву.
Герхард возился с моим цветком. А чудовищное дерево запускало все новые и новые лозы. Одна из них стремилась точно ко мне, я бросилась в сторону, как героиня фэнтези, пытающаяся увернуться от огненного шара, снова угодила в грязь.
Мой призыв подействовал. Астрид рванулась вперед, пока Адриан удерживал один из цветков. Она принялась, как светлячков, ловить сияющие глаза. Сжимала их в руках, и брызгал сок. Я поймала ближайший ко мне, он был неприятно-теплым, склизким. Раздавив его в ладони, я ощутила, как лопаются ткани.
- Так! - крикнул Аксель. - Работаем в парах! Один защищает офтальмолога, другой удаляет глазки!
План был понятен инстинктивно. Дерево все же не отточило свои совершенно не свойственные растениями рефлексы. Движения у него были быстрые, но не совсем точные. Как разделиться Аксель не упомянул, но я знала, что Астрид и Адриан в любом случае работают сообща, и что я совершенно точно ничего общего не хочу иметь с Акселем. А Герхард уже спас меня сегодня. Договариваться не было смысла, и я крикнула:
- Герхард!
Он меня понял, ногой втоптал цветок, метнулся ко мне. Во всем происходящем было что-то от детской игры, щедро сдобренной жирной грязью, кровью и адреналином. Мы носились по болоту, влипая в лужи, вереща и ловя светящихся крохотных тварей. Они были медлительные, но их было много, с нами все обстояло совсем наоборот. Кроме того, лоз было на три больше, чем нас. Теперь я их сосчитала, лоз было девять. И если с одним стеблем можно было справиться, то два норовили застать врасплох. Герхард перехватывал меня, иногда вцеплялся в стебель, старался пригвоздить его к земле, пока я подпрыгивала, ловя неразумные, не пытающиеся сбежать глаза. Иногда они дергались чуть в сторону, но это было и все, на что эти глаза были способны. Постоянно надо было двигаться, иначе зубастые твари вцепились бы в нас, а так они не успевали сфокусироваться, и глаз становилось все меньше, а вместе с этим падала точность бросков. И на секунду я представила, что мы - на безумной цепочной карусели. Все вертелось, голова кружилась. Вместо длинных цепочек вокруг летали стебли безумного растения, а передвигаться нужно было самостоятельно, иногда еще и перепрыгивая через уродские цветы, впившиеся в землю. Их грязные пасти стремились меня достать, но Герхард всегда успевал вовремя. Я услышала, как кто-то вскрикнул, но не поняла, Делия это или Астрид. Нельзя было останавливаться, нужно было продолжать движение и ловить налету эти дурацкие, страшные глаза.