Андрей Лукич взял шприц из рук сестры и кивком головы указал девочкам на дверь.
Люда с Зентой вышли на крылечко. Погода выдалась на редкость хорошая. Ещё не прибитый поселковыми дымами снег неимоверно блестел, щекотал ноздри морозный воздух. А Люду тревожило что-то, и справиться с собой она не могла. Хотелось побежать куда-то, позвать, попросить помощи.
Зента заметила это, обняла подругу за плечи, встряхнула:
— Очнись, Иванова Люда, не развинчивайся. Теперь-то уж всё в порядке, Аркай в надёжных руках. Слышала, Андрей Лукич сказал, что лапа должна отлично срастись.
Подошёл Онолов Андрей, улыбнулся, прожонглировал остолом, махнул рукавицей в сторону нарты. Собачки отдыхали на снегу. Катай горделиво восседал на бугорке, озирая окрестности.
— Доволен, — сказал каюр. — Доволен, что в головке ходит. Самолюбивый, паршивец, не любит в порядке бегать. Характер ему не позволяет быть рядовым, образование не то. Теперь-то другого места ему не занимать.
Так сказал Онолов Андрей, и Люда на него даже обиделась. Он уже списал Аркая, не считал его вожаком. Она понимала, что вряд ли придётся Аркаю водить упряжку и что про Андрея думает она неправильно, несправедливо. А всё равно думала. Каюр будто её мысли разгадал, голову наклонил, улыбнулся немного грустно:
— Теперь рыжий Аркай твой, Иванова Людмила. Он уже не казённый пёс Метальника Савелия. Я его тебе отдаю насовсем.
Вышла на крылечко медсестра Аня, сказала бодро:
— Что носы повесили, борцы за собачью правду? Всё в порядке, можете забирать своего цуцика. Дело чисто исполнено, на высшем уровне. Можете гордиться: вашим барбосом, считайте, академики занимались. Будет лапка, как новая. — И Аня затормошила девочек: — Идите обогрейтесь перед дорожкой.
Аркай ещё только просыпался. Тёмная дрёма вязала ему глаза. Он признал Люду и попытался вильнуть хвостом.
Его опять устроили на нарте. Доктор Пенкалис отправился по своим делам, а упряжка двинулась обратно на Береговую. Девочки пристроились на передке нарты, накрывшись тулупом. Андрей бежал рядом вприскочку, подталкивая нарту. Аркай дремал, иногда пошевеливал хвостом. Его клонило в сон, и в то же время ему не спалось. Собачки его везли, вот что. Не привык Аркай к положению пассажира, не на своём оказался месте. Это его и беспокоило.
— Что-то он сейчас о нас думает? — спросила Люда. — Или собаки не умеют думать, совсем-совсем?
— Умеют, только не так, как мы, — уверенно сказала Зента. — А про нас он сейчас думает хорошо.
— Он думает про нас, что мы — люди, — подмигнул на бегу Онолов Андрей. — Просто люди и всё. Верно?
Метальник Савелий разбирался с документами в своей служебной каморке, громко именуемой кабинетом, когда раздался телефонный звонок:
— Слушаю, — сказал он, не отрывая взгляда от бумаг.
— Здравствуй, Савелий Тихонович, — голосом знакомого снабженца просипела трубка. — Такое дело: с юколой затор, ничего пока нет.
— Плохо, — сказал Метальник Савелий. — Запасу у нас осталось на две недели. Вся зима впереди.
— Неоткуда взять. Строгие лимиты введены. В газете было об этом.
— Собачки газет не читают, — заметил Метальник Савелий. — А юколу требуют. Между прочим, работу выполняют не мою. Мне от этой собачьей конторы одна канитель.
— Знаю, знаю, — поспешно заверила трубка. — Работа общая. За две недели постараемся что-нибудь придумать.
— Вот и ладно, — согласился Метальник Савелий. — Придумывайте.
Разговаривая по телефону, он посматривал в окно и видел двух мальчуганов, которые волокли довольно объёмистый тючок. Потом некоторое время у двери каморки слышалась приглушенная возня. Он не придал ей значения. Напротив через коридорчик располагался кабинет командира Береговой, куда входить никому не возбранялось.
Но, собравшись выйти, Метальник Савелий с трудом открыл дверь — мешал тот самый тючок. Он оказался набитым всякой меховой рухлядью: варежками, унтиками, шапочками. И, что было самое неожиданное, обнаружилась в тючке и шубка его, Метальника Савелия, внучки Татьянки. Совсем мало ношенная шубка, из которой, правда, Татьянка успела вырасти.
Настроение у Метальника Савелия упало. А тут ещё жена добавила свою долю, когда он пришёл домой обедать. Накрыв ему стол, она села напротив и безо всякой подготовки присоветовала:
— Послушай, Сева! — Она с юности так называла его с глазу на глаз. — Послушай, Сева, оставил бы ты эту собачку в покое. А то ведь по Береговой пройти нельзя. Все речи об этом. Ну, что она тебе сделала, эта собачка?