Остановившись возле двора своего дома, поэт осмотрел свою свиту, нашел глазами невысокую девушку с множеством косичек и спросил ее:
– Ты поставила защитный пузырь?
– Так точно. Но учтите, что его работы хватит максимум на полчаса.
– Я справлюсь куда за меньшее время. Спасибо, Ли́са, – поблагодарил парень.
Один из представителей свиты протянул Валентину что-то очень длинное и узкое, завернутое в ткань и связанное легким узлом. Брайтсон потянул за узел, и ткань обнажила спрятанную в ножны анта́гу – восточный обоюдоострый меч.
– Уроки фехтования помните?
– Думаю, что не забыл, – ответил поэт, схватив оружие. – Жители эвакуированы?
– Весь ближайший квартал, – раздался ответ.
– Отлично. Никто, кроме меня, не должен пострадать сегодня вечером.
– Почему именно Вы туда лезете? – удивилась Лиса. – Необязательно быть в этом случае настолько честным…
– Есть вещи, которые мужчина должен сделать сам и только сам, – возразил Валентин. – Эта вещь – одна из них.
– Да благословит Вас Бог! – воскликнула вся свита, перекрестив Валентина.
– Да поможет мне Бог, – перекрестился и сам Валентин, после чего прошел через защитный, невидимый человеческому глазу пузырь в родной двор. Парень медленно прошел к его условной середине, обнажил меч, бросив ножны рядом, после чего воскликнул:
– Я знаю, что ты уже здесь! Выходи – я готов!
– Как скажешь… – раздался измененный странными помехами голос, и Валентин обернулся.
Перед ним встал некто, практически полностью одетый в доспехи – исключением стал черный, совсем не боевой шлем, который явно от ударов холодным оружием никак не защищал, но зато скрывал лицо благодаря непрозрачному стеклянному забралу. Оружием воина ожидаемо была антага.
Валентин разочарованно спросил:
– Ты ведь не Каду́рин, так ведь?
Ответа не последовало.
– Так я и знал – он не способен явиться не дуэль, прислал вместо себя наемника…
– Я предпочитаю, чтобы меня называли крови́ром, – возразил наемник.
– Да мне плевать, – заявил Валентин, направив меч острием в сторону противника. – Пора закончить эту дуэль.
«Воин», поняв, что формальности наконец-то закончились, напал на Брайтсона первым. Тот не выдержал первого удара и свалился на землю, но быстро встал на ноги.
Началась ожесточенная схватка.
В которой Валентин проигрывал, ибо невооруженным глазом чувствовалось, что поэт, может, и уверенно владеет пером, но никак не холодным оружием. Противник одерживал верх так, будто вообще не напрягался.
– И это – человек, якобы прошедший воинскую службу! Да ты даже держать антагу нормально не можешь! – кричал наемник. – Мне жаль поднимать руку на такое немощное существо!
– Предпочитаешь сражаться с равными по уровню противниками? – неожиданно раздался голос Анфисы.
– Что за… – удивился Валентин, повернув голову в сторону. Удивление было оправданным, ибо Анфиса каким-то образом, но преодолела защитный пузырь.
– Ты что, за собой хвост притащил? – вопросил «воин». – Обвиняешь того, кто меня нанял, во лжи и подлости, но сам ничем не лучше!
– Как младших дружин материна города Ровда, я имею право требовать не только открытия защитного пузыря, но и раскрытия личности любого дуэлянта! – воскликнула Толбухина.
– Кем бы ты ни была, ты пришла с ним… И раз уж мы заговорили о правах, то я без всяких на то последствий убиваю каждого, кто вмешивается в дуэль, – возразил армированный воин, пригрозив катаной девушке.
– На безоружных это правило не действует…
– Действует, если безоружный – представитель армии!
– Прекратите! – вмешался Валентин, бросив антагу к ногам неприятеля. – Я сдаюсь. Никто не должен пострадать, кроме меня.
Воин истерично захохотал:
– Какая честность, смешанная с подростковой наивностью! Ты серьезно, Валентин? Никогда б не поверил, что тебя можно так легко обвести вокруг пальца!
– А теперь, когда дуэль формально закончена, снимай шлем, – велела Анфиса.
– Да пожалуйста, – пожал плечами кровир, вернув антагу в ножны, и освободил свою голову.
Перед глазами Валентина и Анфисы предстал лысый и совершенно бледный человек, чье лицо никак не выдавало истинный возраст. Валентин ахнул – он знал этого кровира, и прозвище его было, как ни странно, Бледный.