– Give me time to realize my crime… (Прим. – Дай мне время осознать свою вину)
«Давай-давай, осознай уже, что мы с тобой – не пара», – фыркнула про себя Софья, недовольная одним лишь появлением Акакия в этот прекрасный выходной.
– Let me love and steal… (Прим. – Позволь мне любить и украсть [тебя])
«Ну нет, не надейся… Посмотри на себя! Одно имя-то чего стоит! Как же ты надоел, черт побери…».
В груди Софьи росло недовольство, но какое-то странное, ибо уже не само пение раздражало девушку, а само существование этого недоросля. И Софья была не одна такая – все представительницы прекрасного пола посматривали на поющего очкарика недобрым взглядом, и у всех в глазах читалось желание его не то чтобы ударить, но хотя бы пристукнуть.
– I have dance inside your eyes… (Прим. – Я танцую в твоих глазах).
«Нет, даже не смей танцевать, скотина! Еще чего удумал! Ты далеко не участник корейской поп-группы, чтобы танцевать!». Напряжение на этаже нарастало с каждой секундой – казалось, его впитала каждая молекула воздуха.
– How can I be real? (Прим. – Как я могу быть настоящим?).
«Вот эта строчка – как раз про тебя», – и Софья вдруг поняла, что чуть не сказала это вслух, но губы упрямо шевелились. И снова она была не одна такая: «Я же говорила, что ты бесишь не только меня…».
И Акакий перешел к главным строчкам песни:
– Do you really want to hurt me, do you really want to make me cry? (Прим. – Ты правда хочешь ранить меня, ты правда хочешь причинить мне боль?).
Тут Софья не выдержала.
Несмотря на то, что Акакий находился в приличном расстоянии от нее, она каким-то нечеловеческим прыжком оказалась лицом к лицу с парнем и со всей силы ударила его кулаком в грудь, заорав:
– Да, я хочу бить тебя!
Акакий отлетел на пару метров и бухнулся о пол. Было больно – несмотря на то, что пальцы Софьи были украшены кольцами с крупными камнями, этот удар был похож на кастетный. Подросток с трудом встал, столкнулся с безумными глазами Софьи, после чего мгновенно понял – надо бежать. Причем не только от нее – складывалось ощущение, что парня хочет ударить каждая присутствующая здесь женщина.
Он кинулся бежать по длинному коридору в другую часть этажа, но и там ему перекрыли дорогу взбешенные дамы. Поняв, что его окружили, Акакий стал лихорадочно перебирать в голове возможные пути отступления, но одна из женщин не дала ему этого сделать, с силой ударив сумкой по голове. Не успел парень мысленно вопросить: «Эта сумка что, кирпичами набита?», как на него посыпался не просто град – метеоритный дождь ударов. Сначала били голыми руками, но когда Софья нанесла парню первое ранение женской вариацией швейцарского ножа, толпа попросту обезумела. У каждой женщины нашелся какой-либо острый предмет: у кого – пилка, у кого – маникюрные ножницы, у кого – и вовсе заточка. Дамы колошматили стоящего Акакия, с каждой минутой прибавляясь в количестве, а когда дошло до того, что к парню было не пробраться, то стали колошматить друг друга за место в очереди для удара по ненавистному «певцу». И в этой толпе не было мужчин – более того, мужчины будто самоустранились от наблюдения расправы, и никто из них не сделал даже попытки остановить безумие…
А Акакий стоял. И в своем амоке никто из женщин не обратил внимания на две заметные вещи – во-первых, не кровоточила ни одна рана, а во-вторых, кровь текла из глаз. Но было еще и невидное третье: несмотря на огромное количество ударов, сердце Акакия не просто билось – оно стучало все громче и громче, и вот причины этого парень понять не мог, если вообще к тому моменту что-либо соображал.
Впрочем, жить ему оставалось менее десяти секунд.
Три… Два… Один…
И тело подростка неожиданно для всех взорвалось.
Женщины истерично закричали, увидев, что заляпаны кровью и ошметками плоти, костей и мозгов. Достав влажные салфетки, они стали смывать с себя останки, но этот процесс прервало странное сияние.
На полу вместо тела, изрубленного в куски, лежало целое, практически нетронутое сердце Акакия. Поражало даже не то, что сердце осталось целым, а неожиданное понимание того, что оно продолжает биться и ослеплять всех своим светом, в котором, несмотря на все трудности жизни, так и не появилось ни единой капли тьмы…