– Глу-у-ум!!! – неожиданно раздалось громкое невесть что из уст осьминога.
– Ублюдочная тварь! – воскликнул Азтон, больно толкнул Сепи, заставив ее упасть, после чего сам ринулся в хижину.
Сепи, размазав кровь по лицу, вскочила на ноги и побежала за ним.
Зрелище в хижине было впечатляющим.
Глум отделил от тела все щупальца, в результате чего те будто зажили собственной жизнью. Одному из нападавших щупальце разбило голову, другого медленно душило, третьему сжало руку до такой степени, что Сепи слышала, как хрустят кости этого несчастного.
Еще двое представителей толпы были уже мертвы.
– Да умри! – воскликнул Азтон, занеся над телом осьминога обнаженный меч.
– Гли-и-и!!! – издал Глум некую «новую» единицу из своего лексикона.
Осьминог вылез из бадьи, и щупальца, отпустив нападавших, но, безусловно, оставив их пострадавшими, «вернулись» к телу.
Глум впал в ярость.
Это было видно по силе ударов щупалец, которыми осьминог одарил Азтона.
Меч Слуги Гвардейцев выпал из руки.
Выжившие после атаки осьминога медленно ползли к выходу.
Азтон свалился с ног, и внезапно Глум остановился, будто что-то услышав. Обратив свой взор на Сепи, он кратко произнес:
– Глум.
Это означало: «Пойдем со мной».
Не дожидаясь ответа, осьминог вылез из бадьи, беспрепятственно покинул хижину и отправился к берегу.
Сепи последовала за ним.
Уже на берегу Глум показал щупальцем в сторону моря, после чего сказал:
– Глум.
– Ты серьезно? – удивилась Сепи. – Зовешь меня в море?
– Глум.
– Это тебя кто-то позвал?
– Глум…
– Нас кто-то позвал?
– Глум.
– Но я же не смогу долгое время находиться в море…
И Глум протянул ко рту Сепи одно из щупалец:
– Глум.
– Уверен? – уточнила женщина, догадавшись, чего хочет осьминог.
– Глум.
И щупальце оказалось во рту Сепи.
Другим щупальцем Глум аккуратно обвил тело женщины и прижал его к себе.
Эту сцену увидел подбежавший, истекавший кровью Азтон:
– Извращенная тварь! Я уничтожу тебя!
– Глум, – обратился к Сепи осьминог, моргнув глазами.
Женщина моргнула в ответ.
Коротким прыжком Глум оказался в Бэрат, ведя за собой Сепи.
– Я еще доберусь до вас, ублюдочные существа! – прохрипел Азтон. – А чтоб тебе окончательно было некуда вернуться, Сепи, то я сожгу твою хижину!
Свое слово Слуга Гвардейцев сдержал.
С тех пор никто не видел ни Сепи, ни Глума.
О произошедшем тут же узнали во всей Данаке, и Войнту пришлось нелегко, ибо ему пришлось отбиваться от вопросов не только как биологу, но и другу Сепи. Азтон попытался вызвать Войнта на дуэль по непонятной причине, но был быстро успокоен одним из высокопоставленных Гвардейцев, который заявил, что дальше он разберется сам.
Через несколько дней после исчезновения Сепи и Глума Войнт пришел к сгоревшей хижине, бросил к ней небольшой букет цветов, после чего спустился к берегу и долго всматривался в сероватую воду Бэрат.
Даже он не знал, живы эти двое или нет.
Но если живы…
Войнт молился лишь об одном – чтобы их не нашли Гвардейцы.
«Гнев прошлого бога»
Shiseru koibito wa torawareta Pandora ni…
(Умирающий любовник пойман в ящик Пандоры…)
Moi dix Mois, «Prophet».
То́нуль, главный город великой земли Ста́ниль, второй день подряд сотрясал низкий гул, который с каждым часом становился только громче, а потому не давал покоя жителям.
И тва́нтва Нён – он же правитель Станиль – был полон негодования. Причем не только потому, что гул вызывал приступы сильнейшей головной боли (для любого главного лица это – близкий вестник смерти) – вступая на престол, Нён клятвенно заверял всех подданных, что его правление ознаменуется долгожданным спокойствием, ибо в недавнем прошлом Станиль раздирали постоянные гражданские войны. И три года все было относительно спокойно, а тут – что-то такое, что таит в себе явную угрозу, ибо этот утробный звук мог принадлежать исключительно некоему чудовищу.
Но в первый день никто не спохватился – в Тонуль такое бывало, ибо считалось, что город стоит на месте древнего «поля жертвоприношений», а потому периодически из земли раздавались голоса мертвых, но довольно быстро затихали. А в этот раз все затянулось…
– Ми́рли, ты можешь мне сказать, где источник сего гула? – обратился твантва к своему первому советнику, пришедшему к высшему двору из монашеской обители – монахи Станиль традиционно обладали не только обширными знаниями, но и способностями к ясновидению.