Раздался страшный крик – кричал не только умирающий муж, но и Ева.
Ихела бросила сердце на пол, после чего с ненавистью посмотрела на соперницу и сказала:
– Теперь – твоя очередь…
– Что? Но ведь я… – пролепетала Ева, быстро одеваясь, но не успела – клешня «размазала» и ее лицо.
– С тобой я не буду столь милосердна… – прошипела Ихела.
Пока Ева охала и стонала, Ихела подошла к шкафу, раскрыла его и, поискав глазами, выудила оттуда моток веревки.
– Вот же извращенец… – выплюнула женщина. – Но в этом есть и свой плюс…
Подойдя к Еве и ударив ее для эффекта еще раз, Ихела обвязала веревкой Еву так, чтобы она точно не смогла сдвинуться, после чего странным образом согнула клешню под прямым углом, будто намеренно ломая ее.
Из открывшейся раны на Еву капнула бледная кровь.
– Остается лишь ждать… – усмехнулась женщина, возвращая клешню в прежнее состояние, после чего та в мгновение срослась.
Стена, к которой примыкала кровать, странным образом завибрировала, потемнела, превратилась в нечто, похожее на поверхность воды с пробегающей по ней рябью…
И из этой «поверхности» массово повалили крабы, раки, омары, лангусты, даже некоторые маленькие кальмары и осьминоги… Все они вгрызлись в Еву своими клешнями и щупальцами, раздирая жертву на множество мелких кусочков… Кто-то из представителей родственников Ихелы набросился и на то, что еще с минуту назад было Готтлибом – правда, таковых было меньше, ибо целью Ихела назначила Еву.
Женщина не стала оставаться до конца зрелища, ибо дальнейшее не требовало ее участия – после завершения дела водных существ самостоятельно «всасывает» открытый мост меж сушей и водой.
Ихела прошла до входной двери, быстро ее закрыла (на ее счастье, в Котбусе было правилом дурного тона шляться по ночам, да и особняк находился не на людной улице), после чего взяла на руки пострадавшего Эрца, посмотрела в потолок и тихо сказала:
– Я не запомню, а ты – не забудешь… Но так мне подсказало внутреннее ощущение. Думаю, что сделала все правильно.
Готтлиба и Еву хватились довольно быстро.
Ранним утром раздался громкий, нетерпеливый стук в дверь. Ихела открыла дверь и увидела на пороге двух представителей полиции.
– Простите, что прерываю Ваши дела, Альтзеекинд-фру, – вежливо поклонился старший из них. – Я – инспектор Бух, это – инспектор Хорст. Вчера Ваш муж, Шатен-эрр, вместе со своей подружкой устроил в ресторане «Бла́мюль» драку, после чего они сбежали… Понимаю, это не впервые, однако в этот раз хозяева ресторана были обозлены настолько, что потребовали встречи и с ним, и с Вами… Кстати, а Шатен-эрр дома?
– Конечно, – кивнула Ихела, стараясь пока что не показывать свою плотоядную улыбку. – Проходите. Увидите все сами…
Инспектора, ничего не подозревая, прошли в указанном направлении.
Увиденное их, мягко говоря, шокировало.
Хорст не выдержал и выплюнул содержимое своего желудка прямо на пол.
Неудивительно, ибо на кровати лежали два тела, одно из которых было с вырванным сердцем, а другое, казалось, обглодали акулы.
– Что за… – выдохнул Бух.
– Удивлены? – кратко поинтересовалась женщина, входя в спальню.
И оба инспектора медленно изменились в лицах, когда Ихела Альтзеекинд, уже не скрывая как свою улыбку, так и понимание того, что ничего ей за это преступление не будет, продемонстрировала им свой главный признак внутреннего дворянства – руку, ставшую твердой, бледной, убийственной клешней…
«Отец терновена хрупок, но не сломан»
Setz mir die Dornenkrone auf
und schliesse deine Lider
(Надень мне на голову терновый венец
И закрой свои веки).
Eisbrecher, «Dornentanz».
– Ну проходи, дурень…
Александр Каду́рин был всегда чем-то недоволен – более того, недовольство стало частью его натуры. Но когда его подчиненный – крови́р, известный по прозвищу Бледный – спокойно дал скрыться поэту Валентину Брайтсону, чья популярность была Кадурину поперек горла, сей «самый тщеславный человек в Ровде» не выдержал и долго бил Бледного, демонстрируя на нем свои боевые навыки самому себе. С того провала убийцы прошло три дня, а Кадурин все никак не мог угомониться – правда, его несколько сдерживал еще один присутствующий в кабинете Александра гость.
Бледный до конца не знал, является ли этот гость человеком или все-таки демоноидом, но в его влиятельности трудно было сомневаться, ибо при желании он мог поставить на колени кого угодно одним своим взглядом. Внешность его была скорее отталкивающая – странного, светло-кирпичного цвета кожа, взъерошенные ядовито-рыжие волосы и съехавший вправо нос, больше похожий на лепешку, не слишком внушали доверия, а мелкие глаза, в которых давно полопались сосуды, а потому белки были затянуты бледно-красной сеткой, довершали общую картину.