Сей шедевр назывался красноречиво: «Жертвоприношение».
«Ты меня до сих пор ненавидишь», – с грустью подумал Август, до сих пор сохранивший к Минне добрые чувства.
Отвлекшись от творчества, Козлов бросил взгляд в сторону и увидел Катарину Кригер – представительницу известнейшей уфимской семьи, которая, как говорили злые языки, фактически управляла городом. Рядом с ней Август увидел еще одного знакомца – журналиста «Уфимских ведомостей» Ростислава Волжского. Парочка что-то негромко обсуждала и особо на гостей не обращала внимания, но для главы крупной фармацевтической компании сделала исключение.
– Август Федорович! – окликнул Ростислав.
Август подошел к парочке.
– Здравствуй, Слава! – крепко пожал руку журналисту Август, поприветствовав его вполне искренне – Волжский брал в свое время интервью у Козлова и произвел на него вполне себе положительное впечатление. Посмотрев на Катарину, которая была настолько красива, что ее должен был рисовать художник куда талантливее, чем Минна Сорокина, он взял ее руку, чуть коснулся губами и мягко произнес:
– Добрый вечер, Катарина.
– Добрый вечер, Август. Очень рада Вас тут видеть, – улыбнулась женщина.
– Как вам выставка?
– Вот, пришел о ней писать, – сказал Ростислав. – Не могу сказать, что мне нравится.
– А какому здравомыслящему человеку понравится такое? – фыркнул Август.
– Ага. Особенно плагиат, – мягко заметила Катарина.
– Это Вы про что?
– А посмотрите на картину «Распятие нового Иисуса», тогда поймете.
– Сейчас обращу внимание…
– Позволите составить компанию? – предложил Ростислав.
– Конечно. Заодно просветишь – может, я чего не пойму…
Мужчины подошли к полотну, с которого на них смотрело «распятие» некоего мальчика-подростка (а судя по росту и телосложению, это был именно подросток), чье лицо было занавешено темными волосами. Его тело скорее висело на крупном трехмерном кресте, будто прибитое пулями – всего Август насчитал шесть огнестрельных ранений: в правом боку, в обеих руках (правая, казалась, вот-вот оторвется в районе плеча), но больше всего досталось голове – во лбу зияло три дыры. Сей крест увенчивал какое-то высотное здание (были видны только два верхних этажа), а на заднем фоне виднелись небоскребы, более привычные для Нью-Йорка, чем для Уфы.
– Мне кажется, или здесь что-то от Дали? – предположил Август.
– Угадали. «Распятие или Гиперкубическое тело», – кивнул Ростислав.
– Это что, так называемый постмодернизм?
– Если этим можно прикрыть любой плагиат, тогда – да.
– Похоже, ты настроен критически в отношении работ Минны, – хохотнул Август.
– Как и Вы, судя по всему… Наша братия до сих пор помнит, как Ктория Ариманова заклевали друзья Минны. Похоже, именно об этом картина «Жертвоприношение»…
– Я тоже заметил.
– И Вы с тех пор так и не хотели вернуться в журналистику? – удивился Волжский. – Я анализировал Ваше творчество в одной из своих курсовых – у Вас явно был талант…
– Приятно слышать, – чуть улыбнулся Август, после чего, на мгновение задумавшись, произнес: – Когда у тебя есть крепкий тыл, работать всегда легко. После того, как меня поперли из журналистики, я обратился к родственникам, имевшим свой косметический бизнес. Прошло десять лет… Как видишь, не жалуюсь.
– Но меня же пока не выперли. А ведь могли, – пожал плечами Ростислав.
Козлов рассмеялся:
– Прикидываться недалеким у тебя не получается, так что брось. Все прекрасно знают, что ты близок к Кригерам – вон как свободно общаешься с Катариной… Кстати, а почему ты сегодня с ней, а не со своей Юлией Николаевной? Ревновать же явно будет…
– Юлия Николаевна уехала на очередную научную конференцию, – пояснил Ростислав. – Трагедии трагедиями, а научный процесс продолжается… Кроме того, она в курсе, что я пошел с Катариной.
– И ничего тебе не сказала?
– Абсолютно.
– Хорошо, когда тебе люди настолько доверяют… – заметил Август, посмотрев по сторонам, и внезапно застыл на месте.
Он увидел другую Минну.
Это, была, безусловно, не та Минна, что была близка к очередному художественному триумфу, но другая – удивительная похожая на ту, которую Август знал десять лет назад. Эта девушка легко двигалась меж гостей, выпивая на ходу очередной бокал шампанского и негромко смеясь при этом.
– Вы чего, Август Федорович? – заметил растерянный взгляд Августа Ростислав.