Женщина легко рассмеялась и плюхнула на тарелку перед ним здоровенный кусок пирога.
— Я — ни на какой. Слишком слаба, а потому никому не интересна.
Найд облегченно улыбнулся в ответ и впился зубами в сочную мякоть.
— А вот тебе придется выбирать между Светом и Тьмой.
Найд подавился пирогом, закашлялся и поспешил отхлебнуть чаю, но только обжег губы. Проглотив кое-как показавшееся вдруг кислым угощение, он выдавил:
— А что, если я не хочу выбирать?
— Ты — маг, Найд. Рано или поздно ты должен сделать выбор.
— А если я не хочу быть магом?
Найрэ вздохнула и, не глядя, вытащила из колоды карту. Человечек застыл на краю обрыва, оглядываясь на преследующего его пса.
— Помнишь? Безумец над пропастью? Если ты сам не сделаешь выбор, его сделают за тебя.
Найд фыркнул и оттолкнул тарелку с недоеденным пирогом в сторону:
— Интересно, кто? Уж не ты ли? Так же, как ты сделала выбор за леди Женевьеву?!
Глаза Найрэ затуманились, она отстранилась от Найда, будто он толкнул ее в грудь:
— Ты же знаешь… Твоя мачеха была неизлечимо больна. Когда ленлорд послал за мной, ей уже никто не мог помочь. Все что было в моих силах — облегчить ее страдания.
— Продав херру Харрису дурманный отвар?! Ты даже не пыталась помочь! Я хотя бы попробовал… попробовал… — Найд задыхался, будто в хижине старухи не осталось больше света и воздуха, как тогда, в горнице его приемной матери, такой маленькой и бледной, затерявшейся между пышных подушек.
— Ты пробовал исцелить ее? Бедный мальчик! Никто не в силах вернуть того, кого уже коснулась тень смерти.
Найд вскочил, опрокинув табурет. Огненный сгусток ярости набух в груди:
— Зачем мне быть магом, если я не смог спасти тех, кого любил? Если я могу только… — Он с трудом удержал рвущееся с языка слово. Вместо него Найд нашел другие: — Ты сама сказала, что я свободен, что выбор — мой, и только мой. Вот я и выбираю — не выбирать! И запомни: я не маг, потому что не хочу быть магом!
Он развернулся на пятках и вылетел из хижины. Хлопнула дверь. Испуганно заблеяла коза. Найрэ осталась сидеть у стола, поглаживая вышитый кошель у пояса, в котором надежно покоился Аркан.
— Ты рожден им! — почти неслышно пробормотала она.
Глава 4
По следам прошлого
Не без труда разысканное Рыцем заведение «У моста», которое все местные жители упорно ударяли на «о», оказалось постоялым двором у моста через Горлицу. Над входом болталась старая полустертая вывеска, почему-то гласившая «Певчий олень». Внутри по стенам топорщились пыльные рога. На вопрос гостя о странном несоответствии имен трактирщик печально оповестил, что «У моста» знавала лучшие времена, когда среди рогов висела чудесная оленья голова, развлекавшая посетителей за медяк непристойными песенками. Сия голова была оставлена заведению в дар каким-то заезжим волшебником. С годами то ли магии в ней убавилось, то ли что-то заржавело, но сначала благородный зверь сорвался на фальцет, а затем отказался петь. В шкуре завелась моль, и наконец животное захоронили в лесу от греха. Гнездовские быстро переименовали постоялый двор, следуя местечковой логике. Ни один самый хитроумный чужеземный враг не смог бы теперь догадаться, что, желая попасть в «У моста», следует искать вывеску «Певчий олень».
Несмотря на жалобы хозяина, заведение не казалось страдающим от недостатка посетителей. Рыц пришел удачно: стойку плотно обсели гнездовские дружинники, оттеснив каких-то проезжих купчиков под рога. На нового посетителя внимание обратили, но в меру. Все-таки не каждый день в захолустье видели живого феериандца — а именно таковым представился Рыц: паладином, странствующим в поисках Меча Света. Эта легенда быстро освободила гостю место у стойки, а именно туда Рыцу и хотелось попасть. За теплое место, правда, пришлось платить. Дружинникам не терпелось пощупать броню — че, и вправду мифриальная? — и услышать о подвигах грозного воина, как на поле брани, так и на другом, более мягком по причине перин, плацдарме.
Чтобы не врать, новоявленный «феериандец» вольно пересказал приключения Паладина Смерти из одноименного романа, чем снискал уважение и завистливые взгляды гнездовских стражей порядка. Идея походов за утраченной полумифической реликвией их не очень вдохновила, зато система набора очков за уничтоженных злодеев, спасенных дев (теперь уже бывших) и освобожденных пленников оказалась гнездовцам близка и понятна. Это запили дешевым элем: точнее, Рыц ставил, дружинники запивали. Свое воздержание «паладин» объяснил обетом: мол, пока Меч Света не отыщет — сухой закон. Впечатленные гнездовцы приняли на грудь — и за себя, и за стойкого феериандца.
Когда градус в крови ветеранов достиг нужной кондиции, чужестранный гость примолк и обратился в слух. Пожалуй, его сюзерен был прав, и Рыц многое потерял, обходя стороной кабаки. Между икотой и рыганьем из уст дружинников полились описания их бесчисленных подвигов, начиная от трактирных драк и изнасилований каких-то гусятниц и кончая победами над вдесятеро превосходящими силами врага — то бишь такими же головорезами, но на службе соседских князьков. Рыц пытался выловить из этой канализации имя Чары, прежде чем его новоявленные «друганы» поп а дают под стойку. Наконец воистину достойное паладина терпение было вознаграждено.
— Ты свой… ик!.. парень. Хоть и фурианец. Ага, — интимно возвестил немолодой дружинник с плешиной от длительного ношения шлема. — Вот хошь… ик! Хошь посскажу, как те очей поззаработать? Ссс! Даже за бесплатна. Ага, — доблестный воин громко рыгнул, доверительно облокотился на плечо «фурианца» и зашептал, воняя гнилыми зубами: — Вот тут у нас на этих, как его… Болотах. Такая курва есь! Ведьма! Ага. Хук ей в пятку. Не вер'шь? А ты верь, — плешивый одним глотком осушил свою кружку. Рыц сделал трактирщику знак повторить.
— Она там в этих… Чарах. Полгарнизону потравила — вусмерть! Ага. Не вер'шь? А ты верь… Хук те в пятку! Я там был? А-а, это ты спраш'шь… А хук его знает. Мошь, был. Ты про её, кур-рву, слушай. Она знашь на скоко очей потянет? Гад'на. Я к ей по-хор'шему. За зельем одним. Для бабы. А она: д'ржись, грит, п'дальше от моей казы, извр'щенец… ик! — Говоривший потянулся за новой кружкой, но промахнулся, и Рыцу пришлось подправить блуждающую руку.
— Она про Чары зна'т? А-а… Это ты спра'шь. Да энта кур-рва усе пра усех зна'т. Хук ей в пятку! — Запив доброе пожелание глотком эля, плешивый талантливо закатил глаза и рухнул под стойку. Немного подумав, лжепаладин решил обождать с действиями до утра: его исчезновение с постоялого двора на ночь глядя могло вызвать подозрения у вполне трезвого хозяина. Рыц бросил на стойку горсть монет и направился в свою комнату. О местонахождении болот можно расспросить трактирщика завтра.
Тот же поздний час сюзерен лжефеериандца коротал в гораздо менее гостеприимной обстановке. Мастер Ар сидел у почти не дающего тепла костерка, кутаясь в мокрый плащ. Ветер рвал языки пламени, прибивал едкий дым к земле. Стреноженная кобыла недовольно фыркала, выражая свое мнение то ли о погоде, то ли об умственных способностях нового хозяина, не сумевшего найти на ночь приличного стойла. Глупое животное не сознавало своего счастья: им еще повезло, что кончился дождь.
Мастер не снимал с головы капюшона и подставил ветру спину, но все было тщетно: плащ продувало насквозь, шерстяная ткань противно липла к дрожащей спине. Одно простенькое заклинание могло бы избавить мага от всех неудобств, но Ар не хотел рисковать. Сейчас, в такой близости от цели путешествия, было бы непростительной глупостью привлечь к себе внимание СОВБЕЗа. На картах Службы Общей Волшебной Безопасности чарскую аномалию наверняка отмечал особый флажок, и любая магическая активность здесь отслеживалась — неизвестно только, как тщательно. А проверять Темный не собирался.
Руины борга лежали прямо перед ним — за высоким земляным валом, поросшим чахлой травой и какими-то вялыми кашками-ромашками. Мастер разбил лагерь на почтительном расстоянии. До наступления темноты было уже недалеко, и он не хотел понапрасну рисковать, шатаясь по проклятому городищу ночью. Нет, он дождется рассвета здесь. Окрестные деревушки едва виднелись на горизонте, к тому же к пользовавшимся дурной славой развалинам, да по такой погоде, навряд ли кто забредет. Даже если какой остроглазый хуторянин и обратит внимание на мерцающий в ночи огонек, то его спишут на проделки здешней нечисти, и тогда уж точно к Чарам никто не сунется. А у Мастера будет время подготовиться.