Герор убеждал меня: оба раза за нами следила пума, и никакие доводы, что эти кошки в наших краях не водятся, его не разуверяли. Он утверждал, что видел большую серую морду с клыками, которая даже что-то мяукала.
Родители Герора выдержали Даутфолс двенадцать лет и улетели в родную Испанию, мои же обогрелись найденным здесь уединением и переплывали океан, только чтобы навестить родственников в Америке. Герора по договорённости удалось оставить в нашей семье, потому что ему, как и нам, слишком полюбился Даутфолс. Это место было особенным, но его мог оценить не каждый.
Я вспоминал всё это, пока убирал снег перед своей дверью, за которой меня ждала домашняя теплота женского уюта. Лень и заработок позволили нанять Агату, убиравшую мой дом практически каждый день. Эта прекрасная женщина смущённо улыбалась, когда Герор выдавал ей свои бархатные комплименты, и она же горько плакала, узнав о случившемся.
Сейчас в доме стоял запах яблочного пирога с корицей. Рядом с пирогом лежала записка:
«Я знаю, что ты не любишь излишнюю заботу, но в твоём холодильнике вот уже три недели лежит только сыр с плесенью. Уж не знаю, это особенная съедобная плесень или налипшая дрянь, но я его выбросила. Судя по чрезмерному блеску керамики, к тарелкам в шкафу притрагиваюсь только я во время уборки. Значит, ты ничего не ешь! В общем, я испекла пирог. Хоть в мои обязанности не входит готовка, я не выдержала. Если ты к нему даже не притронешься, я обижусь! Это не шутка! Уверена, Он бы не хотел, чтобы ты усох в одиночестве. Береги себя…
Агата».
Я улыбнулся, прочитав записку. Казалось, я слышу её немного колючий, но всё равно обволакивающий добротой, словно мохеровый свитер, голос.
Она была права, я питался только сыром с плесенью последнее время. Вначале это был настоящий камамбер с белой изящной коркой, потом он стал покрываться отвратительным зелёно-серым пухом. Просыпаясь утром, я мог затолкать в себя только его, будто некий вселенский баланс активно требовал уравновесить заплесневелые уголки дряхлеющих ощущений жизни и поглощаемую увядающую пищу. Плесень снаружи и внутри.
Агата умудрялась достучаться до моего разума и встряхнуть апатию. Так получилось и в этот раз. Её послание и пирог вернули меня в реальность и позволили на несколько минут забыть о темноте цвета запёкшейся крови, поселившейся в груди. Я даже не заметил, как съел весь пирог. Похоже, моя непреднамеренная сырная диета сильно истощила меня. Постепенно вкус печёных яблок перенёс на несколько лет назад.
Мы тогда встречали Новый год с Герором вдвоём, как одинокие холостяки. Хотя я себя таковым не считал, ведь с пятнадцати лет был женат на своей работе – музыке. В тот год я сочинил несколько новых песен, которые наконец-то пришлись по вкусу и были проданы малоизвестным артистам. У Герора тоже был продуктивный период – он получил должность заместителя управляющего в «Центре бизнес-консалтинга QUALITY+ ». Завершение года мы отмечали глинтвейном и печёными яблоками.
– Я почти счастлив, – заметил тогда Герор, улыбаясь и забрасывая бадьян в готовящуюся алкогольную смесь.
Я вытаскивал из духовки яблоки с мёдом:
– Почему «почти»?
Герор засмотрелся в окно и явно унёсся в неизвестное мне желаемое будущее, но одной ногой он стоял в реальности, и на стыке двух времён повеяло запахом лёгкой грусти.
– Иногда я прохожу по улицам Даутфолса и вижу в глазах людей водоворот искренней радости. Их лица спокойны, но со дна радужек струится безграничное счастье. Прозрачным фонтаном оно брызгает на всех вокруг, ведь рядом с ними сама жизнь улыбается. А я не понимаю этой безмятежности. Невидимой рукой ощупываю свою душу в поисках кнопки её запуска, но никак не нахожу. Душа будто застыла или заболела столбняком. Сам не понимаю, как это произошло. Внутри меня просто всё стихло.
Мне было неловко слушать Герора, потому что я не знал, как себя вести. Уехавшие родители, можно сказать, оставили его одного, но он никогда не говорил, что переживает по этому поводу. Могло ли это спровоцировать ощущение внутренней тишины?