– Мне нужно поговорить с женой, – промолвил Гудини.
– Вот как? – Кейлеб встал, отодвинул стул. – Я могу пойти вам навстречу и разрешить свидание, хотя это не положено. Но вы тоже обязаны сделать какие-то шаги навстречу.
– Да, – прохрипел Гудини. – После того, как побеседую с женой.
– Ладно.
Кейлеб кивнул и вышел за дверь. Маллин выпрямился и, затоптав сигарету, принялся разгонять дым. Кейлеб тронул его за руку:
– Послушайте, детектив, должен признать, что я зря подвергал сомнению вашу профессиональную компетентность.
Маллин напряженно слушал, вскинув брови.
– Но сейчас перед нами дело, которое выпадает раз в жизни. Мы оба можем прославиться, про нас будут складывать легенды. И я на вас очень рассчитываю. Не подведите. – Кейлеб даже похлопал Маллина по плечу. – Вместе мы добьемся очень хороших результатов.
– Как скажете, сэр, – кивнул Маллин.
Кейлеб улыбнулся.
– Ладно, продолжайте работать, детектив.
– Да, мистер Кейлеб, сэр.
Маллин попрощался с прокурором и направился охранять арестованного.
В окна библиотеки особняка «Гнездо совы» светило ласковое осеннее солнышко. Бесс Гудини в скромном бежевом платье до щиколоток и волосами, убранными под украшенную цветами шляпу, вот уже час неподвижно сидела, положив руки на колени. Слушала рассказ Дойла о событиях прошлой ночи. Ей сообщили, что ее муж двадцать лет состоит в тайном обществе Арканум. Бесс что-то подозревала, но спросить у Гудини не решалась. Впрочем, правду он все равно не сказал бы.
Напротив сидели Дойл и Лавкрафт, похожие на военнопленных после тяжелого боя. Лица у обоих были изможденные и в ссадинах.
– Увидеться с ним нам не позволят, – вздохнул Дойл. – Дариан задумал таким способом одновременно отомстить за отца и покончить с Арканумом. Не сомневаюсь, Гудини сейчас испытывает невероятные угрызения совести, считая себя виноватым в гибели Эрики Демаркус, и может наделать глупостей. На это, собственно, Дариан и рассчитывал. Сестру убил он, потому что она слишком много знала. Для доказательства потребуется некоторое время и... нетрадиционные средства. В данный момент нужно поддержать Гудини. Внушить, что он не виноват. И сделать это придется вам, Бесс.
Она откашлялась.
– У вас есть что-нибудь выпить?
– Конечно. – Дойл встал. – Кофе? Чай?
– Виски.
– Сейчас.
Дойл скрылся за дверью и вскоре вернулся с полным бокалом. Бесс осушила его залпом, встала, оправила юбку, раскрыла сумочку и начала пудриться.
– У вас готово для него послание?
Дойл кивнул.
– Давайте. – Она захлопнула пудреницу и поинтересовалась: – Как вы намерены бороться с Дарианом?
Дойл пожал плечами:
– Сегодня разработаем план.
– Хорошо. – Бесс едва заметно усмехнулась. – Я пришлю вам подкрепление.
Когда улеглась эйфория от того, что удалось выжить, Дойл почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Боль вызывало даже самое простейшее движение. Бритье и обтирание тела мокрой губкой были пыткой. Он остановился в коридоре третьего этажа. Саднили ушибленные ребра, будто между ними всадили вилку.
Из ванной комнаты вышла Мари в тонком халате, влажные волосы откинуты назад. Дойл попытался улыбнуться.
– Наверное, я уже стар для таких приключений.
Она молча взяла его за руку, отвела к себе в комнату, уложила на постель лицом вниз. Приказала расслабиться и начала делать массаж. Когда ее сильные пальцы начали мять спину, к которой было больно даже прикоснуться, Дойл стиснул зубы, боясь, что закричит. Покончив с позвоночником, Мари занялась плечами. Затем перевернула его на спину. С болью Дойл еще с грехом пополам мог справиться, но ощущать на коже теплое дыхание Мари было настоящим испытанием. У него вспыхнули щеки.
– Мари...
Она положила голову ему на грудь. Влажные волосы приятно холодили тело.
– Не везет нам с тобой, да?
Дойл обнял ее, прижав подбородок к макушке.
– Прости меня, дорогая, но я люблю свою жену.
– Можно любить сразу двоих. Такое бывает.
– Джин – удивительная женщина. Я не могу отплатить ей за доброту предательством. В последние годы мы вместе пережили несколько ужасных трагедий. Война забрала у меня сына... – Его голос пресекся.
Мари подняла голову и нежно погладила его щеки.
– Извини, – прошептал он.
Она приложила палец к его губам.
– Мы соединимся в следующей жизни.
– Да, – согласился Дойл, – в следующей жизни обязательно.
Лавкрафт сидел на койке, уставившись в одну точку. Бороться за жизнь уже не было сил. Он окончательно сломался и жаждал смерти. Чудовищно болела голова, шатался передний зуб. Он двигал его языком вперед и назад. И главное, не шел сон. Лавкрафт полагал, это из-за того, что он наглотался трупной пыли. Зашитая рана у основания черепа горела и подергивалась. И это только болячки на голове, которая составляла незначительную часть тела. Весь его торс был перебинтован. Каждый вдох, даже самый неглубокий, воспламенял обожженные легкие и вызывал приступ кашля.
Хныканье за стеной продолжалось. Раздосадованный, Лавкрафт взял свечу, набросил на плечи одеяло и вышел в коридор. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта. Он заглянул и увидел Эбигейл: она сидела за столом, уронив голову на руки. Лавкрафт сделал несколько шагов. Кашлянул. Эбигейл рывком поднялась. Слезы на щеках мгновенно высохли.
– Почему ты всегда смотришь на меня вот так? Чего тебе надо?
– Не знаю, – искренне ответил он.
– Тогда перестань.
– Не могу.
– Почему?
– Извини, – пробормотал Лавкрафт. – Ну... за то, что случилось тогда... в ванной.
Эбигейл пожала плечами:
– Чепуха. Я встречала извращенцев и покруче. В Париже один придурок воровал мои грязные трусы.
– Я не такой... я не... просто так получилось... – Лавкрафт тяжело вздохнул и собрался уходить.
– Так что же тебе все-таки от меня надо? – воскликнула Эбигейл, когда он был уже у двери.
Лавкрафт остановился.
– Знаешь, я понял.
– Что?
– Твое одиночество. – Он медленно повернулся. – Вряд ли кто-нибудь поймет это лучше меня.
Глаза Эбигейл вспыхнули.
– Какую чушь ты городишь!
– Нет, не чушь. Я тоже знаю, что это такое – ощущать себя другим. С раннего детства я всегда держался в стороне от ребят. Не играл с ними. Не мог даже кинуть мяч, тем более ударить по нему ногой. Я считал их разговоры глупыми и примитивными. Мне казалось, я пришелец с отдаленной планеты, случайно попавший в мир жестоких обезьян. – Лавкрафт покраснел. Он впервые делился своими сокровенными мыслями. – В детстве у меня ни с кем никогда не находилось ничего общего. Мой мир был бы совершенно пустым, если бы я не открыл для себя книги. Они стали моим единственным домом, построенным из бумаги и слов. Я мог проникать в него посредством мысли, но этого было вполне достаточно. В моем мире существовали ковры-самолеты и волшебные мечи, с помощью которых решались судьбы королевств. И вот я увидел тебя. Всего несколько дней назад ты была лишь теорией, гипотезой, построенной на фантастических предположениях. Сплавом науки и мифологии. И вдруг возникла настоящая, живая.
Эбигейл молчала.
– Ты такая же сирота, как и я, – продолжил Лавкрафт. – Из мира, куда можно проникнуть только в мечтаниях. Мы похожи. И я хочу, чтобы ты знала, как замечательно сознавать, что ты существуешь. Твое появление вдруг сделало этот серый, скучный мир прекрасным и удивительным.
Эбигейл шагнула к Лавкрафту, и в этот момент стены особняка «Гнездо совы» неожиданно сотряс громоподобный гонг.
– Говард! – крикнул в коридоре Дойл.
– Я здесь, – отозвался Лавкрафт.