- Храни Великий Апри! Еретики! – ужаснулась Хелия, хозяйка повозки, в которой я ехала.
- Эээ… их ведь сжигают, вроде? – аккуратно спросила я.
- Конечно! Но эти, видимо, не осквернители, - качнула головой Хелия, - слышала, политических частенько вздергивают. Позорище! Глупости свои толкать! Даже Эпидемия не помешала! Как такие только ходят под солнцем!
Она поёжилась, и хлестнула тягловых шестиногов. Я снова поглядела на висельников, и вдруг заметила на спине одного из них кровавые линии, похожие на узор Орр. Хм. Политические еретики, значит. Интересненько…
Тем временем, повозка заехала на площадку, где собирался караван для тщательного досмотра. Он продлился почти три дня. Досматривали всё: повозки, вещи, подпространственные «шкафы». И, конечно, переписывали людей.
Оказывается, в Мерран издревле велась огромная База Крови, в которой хранились сведения о гражданах Империи. Туда писали всё – происхождение, болезни, перемещения, так что вместо подорожных грамот и именных пластин, здесь просто прокалывали палец. Всего одна алая капля - и на задней стороне громоздкого ящика постовой мог прочесть имя и любые другие сведения, включая перенесённые болезни.
Нервный момент. Весьма нервный – меня не могло быть в этой базе по определению. Однако Дарн проявил чудеса не только говорливости, но и щедрости. Не по доброте душевной, конечно. Просто неприятностей не хотел. Афишировать, что подобрал преступницу из Высоких, то-есть, камойру, значило попортить репутацию. Так что я заняла место погибшей на охоте акробатки Аделаиды Адони. Убирая в стол тяжелый кошель, солдаты вдруг осознали, что вовсе не обязательно рвать задницу, тщательно проверяя каждый сбой записи, тем более в неразберихе после Эпидемии. Мои Орры тоже никого не заинтересовали: у Дарна оказался некий мутный социальный статус, который позволял использовать полноценных людей в качестве слуг, хотя такое бывало не часто: рабства в Мерран давно упразднили. Некоторых преступников-простолюдинов, конечно, заставляли работать, но только на рудниках некоего меррила, который требовал исключительно человеческих рук. Для всех тяжёлых и грязных работ существовали перерожденцы – бывшие «тяжелые» преступники, и инвалиды, которым возвращали любые конечности, зато отнимали человеческое сознание.
Наконец, все театральные телеги и повозки выстроили в ряд перед боковыми воротами, и дали отмашку. Ожидая своей очереди, мы с Эвелин сидели на козлах медицинской повозки, привычно болтая о том - о сём..
Вдруг у главных ворот началась шумиха: хлопки, звон металла, улюлюканье, свист.
- Держи! Держи! – раздались крики на Простом языке, - держи скотоложцев!
Привстав, я увидела, как из здания заставы выскочили двое. Тёмные волосы по плечи, большие черные глаза, смуглая, по меркам Мерран, кожа. Беглецы ринулись напролом через очередь. Юноша расталкивал всех встречных широченными плечами, массивная девушка жалась к своему другу и колотила увесистой сумкой любого, кто пытался приблизиться.
- Глянь, преступники что-ли? – ткнула я локтем Эвелин.
Просвистел болт, кто-то подставил подножку. Две фигуры упали на камни дороги. Лекарка молчала, и неотрывно глядела туда, где упали беглецы.
- Ну-ка, чего там? Ай, монторп тебя! – выругалась я, буквально падая обратно на сиденье, - слышь, обзор не загораживай! Не прозрачный!
- А ты подпрыгни повыше! – огрызнулся залезший к нам Маро, - когда ещё полушек посмотреть! Они ж почти не выживают, а тут аж двое и совсем взрослые! Нет, ты тока глянь!
Толпа расступилась. Солдаты скрутили и подняли на ноги обоих нарушителей спокойствия. Я с удивлением увидела, что под широкополыми шляпами молодые почти-люди прятали небольшие рожки и пару крохотных коровьих ушей, что росли чуть выше обычных человеческих. Если бы не это, отличить существ от обычных людей было бы невозможно.
- О Великий Апри, помоги им! - раздался всхлип.
Я повернулась и увидела, что Эвелин щиплет себя за круглые шрамы на запястьях, и ревёт. Вот тебе на!
Тем временем пару разлучили и повели к клеткам для будущих Перерожденцев. Юношу едва удерживали уже четверо солдат, а девушку – трое. Существа вырывались и что-то отчаянно кричали, или скорее, мычали, друг другу. Наконец, всё стихло. Очередь снова потянулась на проверку.
- А это кто? Полушки? Это такие кадарги?
- Да ты чего, Кет! Ну, совсем глушь у вас в этом монастыре! – Маро посмотрел на меня, как на идиотку, - полушки от двух перерожденцев рождаются! Такое вообще редко происходит, да и мрут они обычно в детском возрасте. Но если вырастают, так это почти люди, даже соображают нормально, только вот тело с небольшими изъянами и…
- Изъяны! У тебя самого везде изъяны! В голове особенно! – вскричала Эвелин, сжимая кулаки и вскакивая в полный рост, - они люди! Люди! Все! Даже Перерожденцы больше люди, чем эти скотские власти! Чем вы все! Ненавижу! Ненавижу!
Топнув ногой, она чуть не скинула меня с козел и рванулась в повозку. Из темноты донеслись приглушённые рыдания.
- Эв? Ты чего, Эв? Вот ведь…
Я поправила почти сорванный полог и повернулась к Маро.
- Чего это с ней?
- Да, так, бред всякий... – поморщился он и застегнул вход.
В этот момент очередь продвинулась. Волы зафыркали, прошли с десяток шагов вперёд, и снова встали. Маро что-то буркнул и попытался спрыгнуть на землю.
- А ну сидеть! – я дёрнула парня за рубаху и усадила обратно на скамейку, - давай, по Эвелин колись. Ты, хитрец, все про всех знаешь!
- Эвелин? А что Эвелин? Я не знаю ниче-аааай! Ну чё ты дерёшься вечно! Монторп тебя! Эх… ладно, - Маро поморщился и понизил голос до шепота, - ты тока не болтай, ясно? Видишь ли… пару лет назад у неё роман с полушкой был. Как раз в Речном прибился тогда к нам пацан разнорабочим, за кадаргами приглядывать. Ну да, да, Дарн тогда ещё кадаргов в театре держал. Ну вот. То да сё, Эви с пацаном закрутила, чуть что не венчаться надумали. Вообще хороший он был, честно… но иголку в заднице не спрячешь, Дарн просёк, что полупер этот парень. Тут, конечно, они с Халнером сдали пацана куда надо, а всем сказали, что просто сбежал. Ну, чтоб скандала не было. А на Эви надели Орры, чтоб сбежать не могла. Ну и руки на себя не наложила, ага, есть у них такое свойство… Так что вот так. Только траурные метки на руках и выжгла. С тех пор перерожденцы для Эви больной вопрос. Ну и с дядей не того… не в тёплых отношениях.
- Да уж наверно…
Я почесала за ухом и подавила желание нырнуть в повозку. Помочь я не могу, посоветовать тем паче… Лучше пирожков ей притащу, как на месте распакуемся.
До этого самого места, где власти города разрешили поставить шапито, добирались ещё долго. Сразу после заставы началось огромное пепелище с единственной расчищенной дорогой - ухабистой, мокрой, грязной. В этой самой грязи по обочинам сидели улыбающиеся оборванцы, от мала до велика, обоих полов, и пытались торговать - кто опалёнными предметами, кто скудным урожаем, кто собой. Оплату при этом брали не золотом или серебром, а чем-либо таким же «натуральным»: шел праздник Правого месяца, и обмен дарами Великого Апри приравнивался к молитве. И, поскольку в театре нашлось немало, «истово верующих», особенно среди молодых мужчин, караван плёлся довольно вяло.
Пошел дождь. Дорогу размыло окончательно, некоторые повозки пришлось вытаскивать металлическими волами. Затем начался порт – огромное пепелище, на котором в беспорядке строились временные бараки и склады. Потом караван подошел к реке. Когда примерно половина повозок укатила по мосту вперёд, раздался протяжный свист. Мост перегородили, оставив половину театра торчать у самой кромки воды. Пришлось ждать, пялиться на поднятые в воздух части переправы, и проплывающее между ними огромное нечто, похожее не то на рыбину, не то на доску с хвостом. За рекой дело пошло веселее – дождь закончился, да и город стал, собственно, городом, в котором росли двух-трех этажные усадьбы. Именно росли: их деревянные стены вились по каркасам, выплетая окна и двери, а толстые листья сливались в фигурные крыши.