— А вы как думаете?
— Я думаю, что мне стоит обратиться в полицию.
— И что же вы мне инкриминируете?
— Хотя бы слежку.
— А я рассчитывал, как минимум, — задумчиво протянул мужчина, — на спасибо.
«Может не все так плохо как кажется, — размышляла я, — по-моему, от пережитого страха у меня голова совсем отказалась работать. Мне просто необходимо успокоиться, да, ситуация непонятная, но выход обязательно найдется. Как говорит Сашка “выход там же где и вход, только наоборот”». Убрала телефон в рюкзак, сделала последний глоток кофе, посмотрела в глаза собеседника и торжественно произнесла: «Спасибо». Надела куртку и направилась к выходу из кафе: «все, надоело — поесть не дал, кофе выпить толком тоже, лапшу невнятную интригующе развешивает еще и запугивает».
На улице шел дождь, монотонный, такой может дня три никуда не спеша идти, не останавливаясь. Асфальт блестел словно лакированный, а по нему были расплесканы брызги света от фонарей и фар спешащих машин, разноцветная неоновая реклама в темноте еще ярче горела, потому город казался наряженным новогодней мишурой. Забавно, когда звукоряд мира не совпадает с тем, что звучит в наушниках, тогда реальность происходящего открывается как-то иначе. Специально отвлекала себя от мыслей музыкой, шла, сама не зная куда. Смотрела на прохожих — большинство пряталось под зонтами, хаотично двигаясь в разных направлениях. Я намеренно удалялась от центральных улиц, возможно, это было глупостью, но я устала от мельтешения огней, людей и машин, хотелось спокойствия. И мне как раз вовремя вспомнилась рекламная заметка собственного сочинения о новом хостеле на Моховой, именно туда я и направилась. Для этого надо было пересечь Литейный у Дома офицеров и дворами выйти на Моховую. Мне нравилась эта часть проспекта с Китайским Садом Дружбы, погладила льва по носу, зашла в беседку-пагоду, посидела на гранитном чурбане, аккуратно оглядываясь — никакого пристального внимания к моей скромной персоне вроде бы не обнаружила. Пошла в сторону темного арочного провала, ведущего в соседний двор, поглядывала в окна, озаренные светом. Еще подумала, что брата все-таки надо предупредить, по памяти набрала номер и поняла, что ошиблась в последней цифре, услышав голос отца. Уже хотела нажать отбой, как из тени подворотни выступили две темные фигуры, от которых веяло смутной угрозой. И я прошептала в трубку: «Папа». Потом все вокруг пришло в движение, меня оттолкнули, я врезалась в стену плечом, ударив локоть, телефон выпал из ослабевших пальцев. Присела на корточки, спиной упираясь в стену, терла ушиб и во все глаза смотрела на драку незнакомца Олега с двумя типами в черных плащах. Рядом папиным голосом ругался мобильник, я его с трудом нащупала, вытерла о куртку. «— Па. — Где ты? Что случилось? — Я … я здесь…на Литейном у сада. Не знаю, что происходит». Пока говорила с отцом, наблюдала, как Олег быстро и четко разбросал противников, одного из них вырубив его же серебристой палкой, второй тихо стонал, баюкая сломанную руку. Олег повернулся и пошел ко мне, сделал два шага. «— Папа, мне страшно. Меня преследуют». Мое невеликое мужество кончилось, из глаз лились слезы. Я смотрела на Олега и видела, как за его спиной из проема вылетает нечто светящееся, успела крикнуть ему «сзади», услышать вопрос отца «кто». И меня накрыла тьма.
Глава первая продолжение
Очнулась я уже здесь, лежа на кушетке, под пристальными взглядами троицы в белых халатах. Вместо джинсов, свитера и куртки на мне красовался сиротский наряд, сшитый из грубого полотна, из юбки и рубахи на пару размеров больше. Даже не знаю, что по-первости сильнее меня расстроило — отсутствие собственных вещей или то, что меня кто-то переодевал. Я задалась несколькими вопросами: «почему я здесь, и где я, собственно? По-какому праву меня удерживают? Где мои вещи?». Оные и озвучила троице в белом. Все мои вопросы были нагло проигнорированы. О том, где Олег мне тоже отвечать не стали.
Только доказательств потребовали, что я в своем уме и светлой памяти. А вот тут уже я разошлась не на шутку. Закончилось все смирительной рубашкой натянутой Василием. Мне все-таки разъяснили, где я нахожусь и об опасности для общества от моей скромной персоны, именно поэтому меня вынуждены изолировать. Интересненько, четверть века опасности не представляла, а тут, в одночасье, в психи записали. Информировать, что мой отец их из-под земли достанет не стала, зачем давать лишний повод для размышлений. Я только никак не могла решить — все происходящее последствие моей неуемной жажды деятельности на ниве журналистики, или же творится совсем что-то несусветное.