Напротив меня в шагах трех стоял массивный стол, украшенный резьбой. Слева было большое окно, в котором был виден собор. Прямо за столом от пола до потолка располагался книжный шкаф во всю стену, сделанный из того же дерева что и стол, с такой же оригинальной резьбой. Над карнизом были вырезаны какие-то буквы, наверное, изречение, правда, такой письменности я не знала. Шкаф делился на секции деревянными колоннами, а наверху сидели какие-то тварюшки, напоминающие драконов, их хвосты обвивали колонны. За стеклом тысячи разноцветных корешков книг. Я увидела свое отражение: волосы взлохмачены и бледная как поганка. Рука дернулась, чтобы поправить прическу, захотелось подойти ближе и рассмотреть себя. Но я взглянула на отражение окна в шкафу, потом перевела взгляд на потолок с затейливой лепниной, кстати, люстры там почему-то не было. И снова уставилась на отражение окна в стекле книжного шкафа — этого не может быть, потому что этого быть не может! Если окно демонстрировало осень, дождь, Питер и Троицкий собор, то в отражении в стекле в окне был совершенно другой пейзаж. С одной стороны горные хребты, с другой — лес, причем смотрела я на него сверху, просто лес простирался очень далеко.
Я опешила, закусила губу до крови. Чуть не заорала от ужаса и нахлынувших эмоций. И именно в этот момент в кабинет вошел мой мучитель, да не один, а с каким-то мужчиной в черном плаще. Это у них униформа, наверное, вспомнила я своих преследователей. Главграчу явно понравились написанные на моем лице страх, неверие и потерянность. Он так самодовольно улыбнулся, смотря на меня, что я осознала — меня специально оставили в кабинете одну, только вот вряд ли для того чтобы я совершила свое маленькое открытие. Скорее им необходимо чтобы я тут корчилась от страха. Для чего? Ладно. Вопрос «где я» пока отставим в сторону. Хотя бы это небольшое преимущество следует хорошо спрятать от этих упырей. Но что делать? Сейчас что делать? Поддаться? Мне особо и играть не нужно, потому что страшно и так до умопомрачения. Я судорожно сглотнула и вцепилась в подлокотники, откинулась на спинку кресла, невольно задрала нос и решила, что хорошая мина при плохой игре уже немало. Наверное, я была похожа на воробья, возомнившего себя орлом. Главграч сел за стол, положил на него руки, сцепив их в замок:
— Побеседуем, — предложил он.
Я промолчала, проводила взглядом мужчину в плаще, он встал за спиной «грача» , оперся одной рукой на спинку кресла, и я обратила внимание на массивный перстень с черным кабошоном.
— Что ж, как хочешь, — нахмурился грач, собрал документы со стола, поправил их, не глядя, убрал в ящик. Ледяным тоном сказал,— на меня смотри!
Вот кого бы мои глаза не видели, так эту сволочь. Я заставила себя смотреть на него, задержала дыхание, уже зная, что сейчас начнется. Тихо ойкнула, было ощущение что мне на голову уронили бетонную плиту, в глазах потемнело, я хотела поднять руки, чтобы поддержать налившуюся свинцовой тяжестью голову, и не смогла. Все звуки и ощущения от мира словно удалились на расстояние, передо мной был только он и его черные глаза, а во мне боль и страх. И волна за волной боль, боль. Я захлебывалась ею, тонула в ней, уже не отличая себя от нее.Она была разной — острой и пламенной, жгучей и резкой, ядовитой и холодной. Я словно потерялась в поднимающемся из глубин подсознания страхе. И поняла, что со следующей волной не справлюсь, что устала и больше не смогу вытерпеть это все — я сдаюсь. Ощутила радость и довольство Грача, словно он уловил, что я сломлена. А меня накрыло девятым валом, я закричала, по крайней мере мне так казалось, кричала беззвучно, не слыша себя. Наверное, я умерла, потому что уже ничего не чувствовала и не видела. Потом полнейшую тишину и темноту потряс взрыв, и я почувствовала как распадаюсь на частицы, это было завораживающе красиво. Примерно так я представляла себе Большой Взрыв из которого рождалась вселенная. Свет яркий и разноцветный рос и распускался фракталом, поглощая на своем пути первородную тьму. Зазвенела музыка, сначала тихо, но с каждым звуком все громче, ярче, мелодии переплетались в сложный узор — одна словно вырастала из другой и вплеталась в третью. И вдруг вступил четкий ритм, гулкий глухой звук так примерно в там-тамы бьют, ритм убыстрялся какое-то время, потом первый сбой, второй, и вот там-тамы зазвучали глуше. А я вновь почувствовала боль, только далекую, как эхо. О, это же мое сердце, поняла я. Надо открыть глаза, уговаривала себя, надо. Но не получалось. Зато получилось оттолкнуться от себя и увидеть как над моим телом стояли Грач и мужчина в плаще. Сама я бледно-зеленая, из носа текла кровь, а пальцы так впились в подлокотники, что мужчинам с трудом удалось разлучить меня и кресло. Грач взял меня на руки и отнес на диванчик в глубине кабинета.