– Монастырь оцеплен, «товарищ Богемский»… Но вчера ночью, когда вы так трудолюбиво возились с камнем, я был здесь один… А теперь предъявите ваше командировочное удостоверение.
Кортец с разочарованным видом смотрел на пышный куст сирени. Джейк нехотя подал Рудневу свое удостоверение и, растерянно моргнув зелеными веками, сказал:
– Здесь какое-то недоразумение, товарищ майор.
Руднев внимательно осмотрел документ и сказал:
– Хорошо сделано… – Он сличил подпись с каким-то заявлением. – И подпись Тараканцева нормальная… Мы добрались до него, и ему пришлось нам рассказать все…
Джейк молчал.
– Сдайте оружие, господа! – произнес Руднев и добавил, насмешливо глядя на Кортеца: – Думаю, что вы меня понимаете и без переводчика, месье Кортец. До появления в этом монастыре вы неплохо владели русским языком.
– Я владею многими языками, господин майор, – сказал по-русски Кортец. – И я всегда выбираю тот, какой мне более удобен. Но вы, может быть, все же объясните ваше поведение? Болтовня какого-то Тараканцева – это еще не аргумент…
– Ваш спутник организовал покушение на профессора
Стрелецкого. У меня есть доказательства. А оба вы шантажировали гражданина Тараканцева.
– Чепуха! – с оскорбленным видом воскликнул Кортец, но тем не менее сунул руку в карман и протянул Рудневу крохотный ножичек-несессер в замшевом футляре.
– Вот все мое оружие. Я никогда не ношу при себе много металла.
– Оставьте это у себя, – сказал Руднев и пристально взглянул на Джейка.
Тот стоял не шевелясь и угрюмо смотрел в землю.
– Господин Бельский, вы слыхали мое приказание?
Джейк медленно достал из карманов большой складной нож и браунинг и подал их Рудневу.
– Это все?
Кортец усмехнулся и процедил сквозь зубы:
– У него есть еще водородная бомба, но он забыл ее дома.
– Я думаю, что господин Бельский и от водородной бомбы скоро избавится, – с иронической улыбкой сказал
Руднев. – Я прошу вас, господа, пройти за мной в районное управление милиции.
– А потом? – с тревогой спросил Кортец.
– А потом вам, господин Кортец, надо будет немедленно вернуться в Москву самостоятельно, а с господином
Бельским мы поедем туда вместе…
Они направились к выходу из монастыря. К Кортецу уже вернулось ровное настроение. «Что ж, – рассуждал он,
– с охоты за сокровищами Ивана Грозного я возвращаюсь с пустым ягдташем. Но скоро я, несомненно, вновь буду в
Париже… Это лишь очередная неудача, вроде истории с
Коптским евангелием…
Они приблизились к надвратной церквушке. Сказочная
«Царевна Лебедь» удивленно смотрела на них узкими бойницами-окнами. Кортец взял в руки фотоаппарат и спросил, обращаясь к Рудневу:
– Разрешите сфотографировать этот шедевр русского зодчества?
Руднев пожал плечами:
– Пожалуйста!
– Мне надо хоть как-то возместить убытки, – пояснил
Кортец и щелкнул затвором. – Я в Париже организую фотовыставку оригинальных росписей Дионисия и неизвестного миру монаха Александра, которые я увидел здесь, а также образцов русского древнего зодчества…
– Вот и занимались бы этим, господа, – искренне посоветовал Руднев.
– Не знаю, как другие иностранные гости, господин майор, – ответил Кортец, – но я прежде всего деловой человек, я занимаюсь тем, что сулит мне наибольшую прибыль.
Он взглянул на Джейка. У того был вид человека, хлебнувшего уксусу, настоянного на хрене.
– Не унывайте, Джейк! Вспомните о вашем контракте с трестом.
– Убирайтесь к черту! – злобно крикнул Джейк.
ЛАБИРИНТ
Позади церкви Иоанна Предтечи было «царство дремучих трав» – там буйно разрослись полынь, репейник, одичалая конопля. В этих зарослях мог скрыться стоящий во весь рост человек. И там, позади церкви, в пахучих травах, в ясной тени печальных деревьев, среди вековечной тишины стояла заброшенная усыпальница князей Бельских, та самая, куда позавчера ночью на глазах у Волошина скрылся старый монастырский сторож. Над глубоким склепом ее возвышалась небольшая часовня. Может быть, когда-нибудь эта часовня выглядела вполне сносно, но годы сделали свое дело: зеленая крыша ее побурела и провалилась, штукатурка стен и маленьких колонн облупилась, а железные решетки замысловатого рисунка на окнах и двери заржавели…
Русские старинные зодчие не уделяли столько внимания гробницам и мавзолеям, сколько уделяли надгробным сооружениям зодчие и ваятели Ренессанса, строители пирамид, мавзолея Тадж-Махал и подобных сооружений.