Ровно в 12 часов по гринвичскому времени радиофонная и стереовизорная станция острова соединила больницу с Рио-де-Жанейро, и Мартин дель-Грасиас, маленький человек с чахлым лицом, необычайно живыми глазами и вздыбленной шевелюрой, заулыбался с экрана. Профессор
Британов был уже знаком с ним по вчерашним переговорам и потому представил бразильца О'Фенрою и главному врачу.
– Очень приятно, очень приятно, – на чистейшем русском языке сказал дель-Грасиас и чопорно раскланялся с ирландским академиком и арктическим врачом.
– Ну, а с нашим молодым курунга, мы надеемся, вы сами познакомитесь, – улыбаясь, сказал московский профессор.
– Да, да, конечно. Но где же он?
Дель-Грасиас, вытягивая шею и вставая на носки, стал издали разглядывать койку с мальчиком.
– Вам видно? – спросил главный врач.
– Да, благодарю вас. А это кто сидит рядом с ним?
– Это приятельница нашего курунга, та самая девица, которая заставила заговорить неразговорчивого молодого человека, – смеясь, сказал профессор Британов.
– Ax! Очень приятно, – дель-Грасиас галантно поклонился Асе, на что она ответила ему традиционным приветствием пионеров.
Наступила тишина. Бразильский языковед, ероша свою и без того взвихренную шевелюру, с минуту присматривался к мальчику. Вдруг, внезапно, почти одним горлом, дель-Грасиас выкрикнул какую-то короткую фразу.
Мальчик шевельнулся, поднял веки, повел глазами и остановил их на пышной серебряной бороде Британова.
Московский профессор энергично замотал головой, отступил на шаг и указал мальчику на экран. Несколько раз
Грасиас выкрикивал непонятные, похожие на заклинание слова. Наконец мальчик обратил внимание на тщедушную фигурку косматого языковеда. Бразилец сигнализировал ему самой эксцентрической жестикуляцией с другого конца комнаты.
Оба профессора и врач внимательно следили за выражением лица мальчика. Для них было ясно, что он не ощущал экрана.
Маленький индеец пристально смотрел на языковеда, видимо собирая свои разбегающиеся мысли и стараясь понять, чего хочет взъерошенный человек, разговаривающий с ним издали. Наконец губы его шевельнулись.
– Та бай сгино, – тихо сказал он.
Дель-Грасиас просиял и обвел всех взглядом победителя.
– Он понимает язык курунга. На мой вопрос, как его зовут, он ответил: «Я не знаю». Это настоящий язык «Золотой улитки»!
Профессор и врач переглянулись. О'Фенрой выразительно поглядел на Британова.
– Спросите мальчика, кто его родители, – обратился к бразильцу О'Фенрой.
– Кхаро! – крикнул Грасиас и защелкал пальцами у себя над головой.
Мальчик поднял на него глаза.
– Простите, что означает это слово? – спросил профессор Британов.
– Этим словом курунга окликали друг друга. Нечто вроде европейского «алло» или русского «эй».
Грасиас вновь заговорил с мальчиком на своем горловом языке.
Корреспонденты в соседней комнате внимательно следили за переговорами. Вряд ли кто-нибудь из них мог похвастать, что он когда-либо уже присутствовал при переговорах с представителем вымершего племени. Можно поэтому представить душевное состояние этих потомков никогда не вымирающего племени репортеров. Они ходили на носках, делали большие глаза, перешептывались и поминутно кидались к своим фонографам, установленным на столике подле самой двери.
Спокойнее всех вел себя Мерc: он ничего не записывал, его фонограф не стоял на столике, он не ходил на носках по комнате. Засунув руки в карманы, неподвижно стоял он подле двери и, шевеля ушами, вслушивался в разговор бразильца с мальчиком.
Мартин дель-Грасиас между тем, по просьбе профессора, задал мальчику еще несколько вопросов. На все вопросы – об имени, о родителях, о родине, обо всем, что с ним случилось, – мальчик вяло отвечал:
– Та бай сгино…
Это означало: «Я не знаю».
То же самое он ответил, когда Грасиас взял у себя со стола книгу и, подняв ее над головой, спросил мальчика, как называется предмет, который он держит в руках. Далее оказалось, что мальчик не знает, как называется одеяло, подушка, стакан и много других вещей.
Профессор и главный врач подошли к экрану, поближе к стереовизору, и тут все, в присутствии Грасиаса, составили небольшой консилиум. Профессора и врач приходили к выводу, что мальчик одержим психической болезнью, именуемой в науке «провалом памяти».
– Курунга, если не ошибаюсь, были обитателями тропической местности, – в раздумье сказал профессор Британов.
– Совершенно верно, – подтвердил Грасиас.