– Не думаю, – сказал Свенсон. – Это похоже на кинокартину, но это вполне допустимая вещь.
– Девятнадцать лет прошло с тех пор, как их разгромили над льдами Арктики! Я, признаться, и забыл даже, что эта дурацкая секта когда-то существовала.
– А я хорошо помню, – сказала Ирина. – Мне тогда четырнадцать лет исполнилось. В день моего рождения мы услышали по радио, что через Арктику летят на нас какие-то крестовики, и после этого началась война. Папа ушел в море со своей субмариной, и мы его не видели около года.
– Я был чуть постарше вас, Ирина, но воевать мне не пришлось, о чем я очень жалею, – сказал Свенсон.
Ветлугин порылся в ящичке, висевшем на стене, вынул из него моток пленки.
– Не пришлось воевать, так придется, – сказал он, разглядывая надпись на футляре. – Крестовики, оказывается, еще не перевелись и даже, если верить сообщениям моего тестя, на младенцев в Арктике начинают охотиться… Вы ничего не имеете против? – спросил он, заряжая пленкой фонограф. – Я и вправду позабыл всю эту историю с апостолами, перевернутыми крестами, нитроманнитовыми бомбами и прочей гадостью. Хочу восстановить в памяти.
– А что это? – спросил Свенсон.
– «Лига апостола Шайно». Исторический фельетон.
Автор… автор… Венберг, кажется.
– Что ж, послушаем, – сказал Свенсон и пошел к диванчику, на котором сидела Ирина.
Фонограф заворчал и сказал скрипучим голосом насмешливого старикана, говорящего немного в нос:
«Началось это вскоре после крушения фашистских режимов в наиболее воинственных капиталистических странах.
Итак, впервые он появился у Геннисаретского18 озера.
Венгерский беглый унтер-офицер Петер Шайно стал геннисаретским рыбаком. Это была самая убогая мистификация, какую когда-либо знал мир. Американские газеты утверждали, что до этой авантюры унтер-офицер Шайно был неудачником: его бросили три жены, изводил солитер и донимали кредиторы. Он едва перебивался скудным жалованьем и тем, что продавал своим солдатам увольнительные записки. На механическом ипподроме Шайно проигрывал регулярно. Однажды после неудачной кражи у командира роты ему пришлось скрыться. Петер Шайно
18 Геннисаретское озеро (или Тивериадское) находится в западной части Палестины. По евангельским преданиям, на этом озере Иисус Христос, пройдя пешком по воде, приобрел из числа геннисаретских рыбаков некоторых своих учеников, в частности, апостола Петра.
исчез навсегда; вместо него через два года в грязной арабской деревушке Эль-Табарие у Геннисаретского озера появился угреватый субъект с плохо выбритой тонзурой19 величиной в блюдце. Он надоедал туристам своими рассказами об Иисусе и попрошайничал. Полиция засадила его на три месяца в кутузку. Но и сидя в полицейском клоповнике, Петер Шайно не переставал болтать о „сыне господнем“ и о том, что он сам никто иной, как „геннисаретский рыбак“, апостол Петр.
Собственно говоря, сам унтер Шайно не додумался бы до подобной мистификации. Случай столкнул обросшего бородой, грязного и босого венгерского дезертира с итальянским художником, католиком Антонио Лорето, на пристани в Каире. Лорето задумал написать фантастическую картину, которая, по его замыслу, должна была возродить идею папской власти над миром. Перед отъездом в
Палестину, где он собирался работать над картиной, Лорето сказал своим друзьям:
– Итальянская живопись слишком долго и слишком хорошо служила католицизму, для того чтобы в наши дни отвернуться от него. Рафаэль и Тициан20, живи они сейчас, писали бы, очевидно, только на антибольшевистские сюжеты.
Лорето привез Шайно на берег Геннисаретского озера и здесь написал с него картину. Называлась она „Возвращение апостола Петра“. К суровому каменистому берегу захолустного палестинского озера причаливал огромный
19 Тонзура – макушка, выстриженная у католических духовных лиц.
20 Рафаэль и Тициан – великие итальянские художники конца XV и начала XVI века.
перепончатокрылый, как доисторический летающий ящер, гидробомбардировщик. На крыле его, рядом с огневой башней, положив левую руку на узкое тело пулемета, во весь рост стоял Петер Шайно; правая его рука была вытянута вперед указующим жестом. „Апостол“ указывал прямо на зрителя. От этой картины люди подолгу не отходили: каждому казалось, что стоит только отвернуться от лохматого человека с глазами убийцы – и он будет стрелять в спину.
В мире реакционеров картина Лорето стала сенсацией.
Вслед за этим внимание буржуазной печати привлекло странное поведение того, с кого писал своего „Апостола“