Малейший звук в воде отдается десятикратным грохотом, но высокие металлические подошвы скафандров были защищены толстыми каучуковыми пластинками, и шаги могучих водоходов глохли тут же, в песчаном грунте.
Люди осторожно обходили последнюю подводную скалу, стоявшую на их пути у острова Брусилова.
Во главе отряда шли трое. Огромные скафандры этих троих были связаны прочным тросом-кабелем, который был для них телефонным проводом и тем, чем является веревка для привязанных друг к другу альпинистов.
Внезапно кабель-трос обмяк и упал на дно: три передовых подводных путешественника стали сходиться. На миг из трубчатой руки одного скафандра брызнул сиреневый луч, осветил вместе с серой мутью какую-то обалдевшую от света, полуслепую рыбешку и остановился на огромном металлическом шлеме. В иллюминаторе шлема неверно обрисовалось темное лицо Румы, усталое и сонное.
В сиреневом свете аргона оно казалось лицом мертвеца.
Затем луч погас, и Рума услышал чуть приглушенный телефоном голос деда Андрейчика:
– Ну как, парень? Идешь?
Рума шевельнул плечами в своей броне, обвел глазами тьму, обступившую его со всех сторон, и сказал по своему обыкновению в два слога:
– И… дешь…
Затем луч скользнул в сторону и осветил лицо женщины в другом иллюминаторе водохода. У женщины были строго сдвинуты брови, она смотрела перед собой не моргая, словно силилась услышать далекий шум. Это была океанограф Татьяна Свенсон. Вместе с дедом Андрейчиком и Румой она шла впереди подводного отряда.
– Через десять минут я отцеплю твой кабель, Таня, и мы с Румой дальше пойдем одни, – говорил дед Андрейчик. –
Ты меня слышишь, Таня?
– Слышу, – сказала Татьяна, глядя широко открытыми глазами в сиреневый пучок света.
Затем между женщиной и стариком произошел следующий разговор:
– Сигнал я тебе подам только в случае серьезной опасности. Понятно?
– Да.
– До того – никаких сигналов: ни вы мне, ни я вам.
Понятно, Таня?
– Да.
– Эта часть дна тебе знакома?
– Да.
– Своим радиокомпасом я приведу тебя и твоих людей к себе, если понадобится.
– Хорошо.
– Нитроманнитом пользуйтесь только в крайнем случае. Лучше обойтись без взрывов.
– Хорошо.
– Пошли!
Луч погас. Кабель вновь натянулся, и подводные путешественники двинулись вперед. И тотчас же, как только шевельнулись автоматические ноги водохода, в шлеме над головой у Румы кукушкой закуковал радиокомпас:
– Ку-ку!.. Ку-ку!.. Ку-ку!.
Компас куковал размеренно, однотонно, но Рума с удовольствием прислушивался к нему. Стоило только ему направить водоход на несколько метров в сторону, влево или вправо, и кукование подводного радиокомпаса замирало. Это означало, что он уклоняется от правильного пути.
О Руме нельзя было сказать, что он устал от ходьбы, ибо шел не он, а тот непроницаемый автомат, в котором он был заключен. И тем не менее Рума устал от ходьбы. Уже около пяти часов мальчик шел вместе со своим водоходом.
Ничто не стесняло его в этом металлическом человеке, защищающем тело от тысячетонного давления. Электролизующий воду аппарат исправно обогащал воздух внутри скафандра кислородом, но постоянная ритмическая встряска утомляла и усыпляла Руму. Все чаще стал затихать голос радиокукушки, и Рума не замечал этого. Просыпался он от тонкого телефонного окрика:
– Кабель порвешь! Рума! Никак, заснул?!.
Рума не понимал всех слов деда Андрейчика, но сразу соображал, в чем дело, и ступнями ног энергично выворачивал ходовые рули водохода. Радиокукушка начинала вновь куковать.
Наконец Рума услышал шепот у себя над ухом:
– Стоп! Тш-ш-ш…
Радиокомпас умолк.
Несколько секунд весь отряд стоял неподвижно, окутанный серой мутью, слабо различая друг друга.
По-видимому, море над ним очистилось от льда, а небо – от облаков, потому что муть вокруг из коричневой превратилась в белесую.
– Здесь мы вас оставим, Таня, – сказал дед Андрейчик, и тотчас кабель, соединяющий его скафандр с водоходом женщины, упал на дно.
– Рума! Близко… хижина… апостола… – услышал
Рума голос деда Андрейчика.
Эти слова сразу прогнали всю сонливость маленького курунга.
– Хи-жина… Апо-стол… – шепотом повторил он, вглядываясь в темную громаду базальтовой скалы, смутно видневшуюся впереди.
– Ход… – тихо произнес дед Андрейчик у Румы над ухом. – Где ход?.. Где аранга?..
– Аранга… – так же тихо повторил Рума. С минуту мальчик напряженно вглядывался сквозь иллюминатор в темную стену, смутно маячившую перед ним. Затем его водоход решительно двинулся вперед.