– Ее пытались украсть, – говорила Тася.
– Так-так. Понятно. Вы, значит, предупредили покушение? – с расстановкой спросил дежурный. Видимо, он уже что-то записывал.
– Предупредила не я, а Волошин, – безнадежно вздохнув, ответила Тася. – Разве вы об этом не знаете?
– Нет… то есть, конечно, может быть, и слыхал, но у нас каждый день происшествия… А вы, значит, эта самая
Агафья Византийская и есть? Потерпевшая?…
– Нет, я свидетельница.
– Ага! Понятно…
Дежурный был озадачен и вместе с тем уже заинтересован.
– Как ваша фамилия? – спросил он.
– Березкина Анастасия, студентка…
– Подождите минутку… Не отходите от телефона.
Наступило молчание, в глубине которого булькал чей-то монотонный голос:
– А я вам говорю, товарищ старшина, точно и определенно, что в трезвом виде я не имею привычки кидаться бутылками. И это может подтвердить моя фактическая жена… А что касается моей юридической жены, то это особа антисоветского происхождения…
Минуты через три вновь послышался голос дежурного:
– Гражданка Березкина! Начальник отделения просит вас позвонить бригадмильцу Волошину по телефону Е
8-16-32.
* * *
Волошин примчался на такси. Он был взволнован не меньше, чем Тася:
– Я ничего не понял по телефону. К тому же у нас там адский шум. Какая княгиня? В чем дело?…
Тася рассказала ему, как она сперва припомнила имя и отчество старушки, затем имя и отчество ее бывшей барыни и, наконец, вспомнила, что видела на одной из французских книг экслибрис княгини Евгении Бельской.
– Ого! Да вы молодец, Настенька! Это же подвиг!.. –
восхищенно воскликнул Волошин. – Если мы найдем эту княгиню, я добьюсь ходатайства о награждении вас медалью…
– «…За спасение утопающих»?
– Совершенно верно. Мы привели в действие могучую милицейскую машину, и нам угрожает опасность утонуть в многотысячных массах старушек, с которыми мы должны познакомиться.
– Ох, как жалко, что я поспешила! – с искренним сожалением воскликнула Тася.
Но, по-видимому, даже зная имя, отчество и фамилию настоящей владелицы французских книг и антологии
Агафия, не так легко было в многомиллионном людском море Москвы отыскать «княгиню Евгению Феликсовну
Бельскую».
Волошин безмолвствовал весь следующий день и позвонил лишь вечером.
– Ну? Говорите скорее! – крикнула в трубку Тася.
– Следы княгини Евгении Бельской найдены, – спокойно сообщил Волошин. – Но они найдены не в адресном столе, а в отделе регистрации умерших бывшего Москворецкого загса…
– Она умерла?
– Да… В тысяча девятьсот двадцать пятом году. Там же, в загсе, я узнал ее последний адрес. Она жила на Ордынке.
– Едемте сейчас же туда! – приказала Тася.
– Не могу, – устало сказал молодой бригадмилец. – Я
уже две ночи не сплю из-за вашей старушки и ее бывшей барыни… Я валюсь с ног.
Но Тася была неумолима и безжалостна.
– Дайте мне адрес! Я поеду сама…
– Завтра… Вместе…
– Я сойду с ума! Вы хотите, чтоб я поседела за эту ночь?
Он рассмеялся:
– Седая девушка! И с таким характером… Мне очень хочется посмотреть на вас сейчас, но все же я отложу это удовольствие до завтрашнего дня.
Она успокоилась, в ней проснулась благодарность к этому спокойному и энергичному парню. Тася сказала:
– Простите. Я сумасшедшая.
– Вы такая, как надо.
– Идите спать… Ваня.
– Спокойной ночи, Настенька, – сказал он и повесил трубку.
В ДОМИКЕ НА ОРДЫНКЕ
О дореволюционном «купеческом Замоскворечье»
написано немало, и потому автор не станет здесь перечислять все отрицательные стороны «темного царства».
Это сделал Александр Николаевич Островский. О новом же Замоскворечье часто пишут в газете «Вечерняя
Москва», не так красочно, как Островский, но все же достаточно подробно.
Автор только ненадолго остановится вместе с читателем возле маленького одноэтажного домика за зеленым палисадом на одной из самых замоскворецких улиц (если так можно выразиться), на Большой Ордынке. Окруженный многоэтажными домами, этот старый домик производил впечатление барыни и няни с известного полотна
«Все в прошлом», попавших в современную Москву. Когда-то этот домик был нарядным купеческим особнячком средней руки. Сейчас, забытый жилуправлением, он пришел в упадок, но населен тем не менее густо. В то утро, когда Волошин и Тася остановились у его палисада, самая юная часть обитателей домика под присмотром старушек играла во дворе в салки или, в зависимости от настроения, пела, дралась, смеялась и плакала.