Шажки торопливо удаляются, музыка достигает отчаянных амплитуд, но дверь неожиданно растворили: крепкий и солидный мужчина в черном костюме — в проеме. Озабоченный, деловой.
— Товарищи, сегодня нельзя. У нас свадьба сегодня.
— Свадьба? Сегодня? — восклицает Виктор, все еще продолжая безнадежное зубоскальство. — А по кавказским обычаям… Эх, товарищ… Ну, если не полагается, не будем мешать.
— Ванечка, какими судьбами! Да проходите же, проходите… Свои люди! — раскудрявая молодая женщина тянет уже Ивана за руку, подходит другой веселый народ.
— О, тебя здесь любят, Иван! — говорит Сапунов.
— Вы тоже проходите! — кивает она и Виктору. — Сейчас за отцом жениха схожу, будете гостями!
— Ваня, встрянем в историю, идем на пароход!
— Помалкивай. Теперь командовать буду я…
Очнулся Иван уже в собственной каюте. Молниеносно разлепил глаза, пошарил впотьмах рукой: пластиковая переборка, стол, холодит ладонь пепельница толстого стекла, шапка на горлышке графина, шуба, брошенная комом, ботинки. «Дома!» — пришла облегчающая мысль. «Хороши мы были вчера, хороши!» Хотел было подняться, но вспомнил, что возвратился на — борт вместе с Сапуновым, и как тот всю дорогу принимался петь, а он подхватывал, и уже в два голоса они будили сонные улицы, недовольного вахтера в проходной, который никак не соглашался открывать дверь, требуя документы.
«Хороши мы были вчера, хороши!» Но теперь уже он не чувствовал радости от недавнего чужого застолья, неожиданно свалившегося внимания знакомого и незнакомого народа.
— Ванечка, оставайся, Ванечка, — пела на ухо раскудрявая. — Зачем тебе эта «Северянка»? Помнишь…
А что помнить? Ничего и не было! Подругу ее хотел увидеть. О той, о другой защемило вдруг сердце.
— Ванечка…
— Не будем, не будем… Пошли танцевать.
И они шли на круг, на котором все смешалось — радость, прежняя боль, разгоряченные женщины, неловкие кавалеры. Иван тоже, по-медвежьи переступая в тяжелых ботинках, приобнимал льнувшую к нему женщину, которая вдруг, расцепив руки, пускалась в пляс, игнорируя топчущихся и ритмично вихляющих задами девчат и парней.
— Ванечка…
…Голос этот куда-то проваливался и таял — таял. А он тоже уплывал в забытье сна и теперь уже не знал, не помнил, что экспедиция два часа назад покинула причал, взяв курс к проливу Вилькицкого.
Не спали капитан Глебов, вахтенный матрос в рубке, да в машинном отделении Миша Заплаткин, поглядывая па приборы, читал Пушкина.
«Оставайся, Ванечка! — где-то в миражных облаках сновидения горячо и успокаивающе зазывно прощалась с ним блондинка — та самая, из карточной колоды боцманов. — Зачем тебе во льды, мало того, что было?..»
«Мало… мало! — И он сам прислушивался теперь уже к забортному грохоту льда, к тому, как гнулась обшивка, лопались шпангоуты и лед, вырастая до гигантских объемов, все сжимал борта так, что не было места воздуху в легких, пересыхало в горле от близких спазм, пока душераздирающей силы треск не принес облегчения. — Насосы включайте!» Теперь Пятница уже носится по палубе, мелькают знакомые фигуры матросов, тащат цементные ящики, брусья, кувалды: пробоина!
«Ванечка…»
Нет, это Виктор Сапунов всполошился — поварский колпак в руке, комкает, утирает пот:
«Иван, черт побери, вода в продовольственной кладовой! Ящики с макаронами всплыли. Где Борисов, где братва, черт побери…»
«Включай осушительные насосы, включай…»
Ничего не разобрать: рев ветра, грохот, полубак почти до фальшборта в воде… Со свистом проносится обрывок буксирного троса. «Э — гей, на буксировщике, на ледоколе!..»
«Внимание! По левому борту обнаружено топливо. Внимание! Пробило топливную цистерну. Завести пластырь!» — это капитан Глебов гаркает в мегафон.
При чем тут капитан Глебов, при чем мегафон, при чем…
«Надеть спасательные пояса! Приготовиться к высадке на льдину».
И Пятница несется зачем-то уже в машинное отделение: нет ли там пробоины? Грохочут дизеля, заглушая забортный грохот льда. Миша Заплаткин громовым голосом декламирует: «Богат и славен Кочубей… Богат и славен…»
— Да проснись же! — Сапунов трясет Пятницу за плечо. — Силен спать. Ну, как бестолковка?
— Нормально! — Иван потянулся. — Кажется, идем?
— Давно… А меня вахтенный поднял. Бегу первую кашу варить в Карском море, во!
— Будет тебе еще каша! — Иван тяжело выдохнул. — С маслицем… Помнишь хоть, что было вчера, а?
Сапунов насторожился, путаясь в мыслях, вроде ничего такого?..
— Да нет, нет, Витя, все о'кэй, как говорит наш старпом! Беги, вари кашу, а то скоро ребятишки проснутся, ись — пить запросят…