— Ничего, ловится. Поневодим пару дней, да на другие озера пробиваться надо, — говорит Чемакин.
Это хорошо… хорошо, — непонятно что одобряя, хмуро произносит Тимофеич. — Ладно, мужики, пойду я чай пить, может, за компанию, а?
Чай пил Чемакин у молодежи. Он застал парней за завтраком и легонько пожурил: крепко, мол, спите, пора уж в санях сидеть!
— Паспорта у всех с собой? А то на выборы скоро в Еланку поедем.
— На выборы. Это мирово, — затряс шевелюрой Лохмач.
— Хык, обрадовался, — осадил его Акрам. — С волчим билетом туда не допускают.
— Как перелобаню!
— А мне как быть? — не вытерпел Витька. — Мне еще полгода до восемнадцати.
Дружно засмеялись.
Через час Чемакин был в Еланке — центре обширного совхоза. Первым делом подвернул к дирекции — передать просьбу Батракова, чтоб прислали побыстрей трактор с санями на подвозку сена для фермы. Долго пытался дозвониться до рыбзавода, но так и не добился разговора, кинул трубку на рычаг телефона, над которым пылал боевитый лозунг еланских животноводов, отважившихся догонять по молоку Америку. Нашлась еще причина забежать в сельмаг, исполнить наказ Нюры — купить пузырек уксусной эссенции для пельменей, но эссенцию разобрали, и Чемакин, чтоб не выходить из магазина с пустыми руками, взял два кило глазированных пряников, с каменным стуком ссыпав их в холщовый мешочек.
Еланка выглядела оживленней и веселей. Грохотала на столбе возле почты кастрюля громкоговорителя, пролетел колесный тракторишко с прицепом, груженный перегноем, — торопился, видать, к полю, на будущую кукурузную плантацию. Вешали возле клуба фанерную афишу, а Чемакин, придержав коня, пригляделся. Шло «Чрезвычайное происшествие» — фильм, который он смотрел еще дома, и подумал, что неплохо бы бригаде дать отдых, отправить ее на вечер сюда, пусть культурно развлекутся.
В Совете, над которым расправлялся свежий флаг, он управился скоро. Моложавая женщина-секретарь полистала паспорта, внесла фамилии в списки, выдала прикрепительные талоны.
Он еще собирался завернуть в узкий проулок между огородами, что вел к озеру, мерцающему отблесками вспыхнувших на низком солнце сугробов, но, спускаясь с крутого крылечка бывшего кулацкого дома, приметил вороную бригадную кобылку. По улице во весь дух гнали Лохмач с Анатолием. Чемакин напряженно замер, молниеносно соображая, что же могло приключиться в бригаде, коль звеньевой прискакал за ним следом, и, хлопая калиткой, выбежал за ограду.
— Стойте!
Лохмач, прежде чем осадить кобылку, ожег вдоль спины чью-то истеричную собачонку и, не выпуская из рук кнута, выпрыгнул навстречу.
— Худо дело, бригадир… Председатель на месте?
— Да объясни толком, что случилось?
— Обожди, бригадир… Пошли до председателя. — Полушубок у Лохмача, как всегда, нараспашку, космы из-под шапки, как солома из худого мешка, торчат. — Пошли… Перины распорю, пух из подушек вытрясу, а найду гадов, в рот им дышло!
Толя тоже возбужден, мнет рукавички, но сдерживает свой пыл.
— Невод ночью изрубили, — проговорил он. — Следы вроде как сюда вели. Мы уж там всю Нефедовку перелопатили. Мордовороты!..
— Вот это «Чрезвычайное происшествие»! — едва не присел Чемакин. — Кто изрубил? — но тут же понял несуразность своего вопроса. — Невод! Сильно порушили?
— Местах в пяти рассекли…
— Действовать надо, что мы остолбенели? Ну что мы остолбенели? — не может успокоиться Лохмач, нервно стуча черенком кнута по голенищу бродня.
Перепугав до смерти секретаршу, Лохмач увлек за собой бригадира и Толю, ввалились в помещение, смахнув морозным ветром ворох бумажек со стола, заскрипели рассохшимися половицами, заглядывали в комнаты, словно еще раз пытаясь удостовериться, что власть в лице председателя и участкового милиционера действительно уехала по важным предвыборным делам в дальнее отделение совхоза.
Потом опять погнали по улице. Чемакин никак не мог забрать инициативу в свои руки, понукал только свою лошадь, стараясь не отстать. Остановили пожилого охотника с лыжами на плече.
— Откуда топаешь? — накинулся Сашка Лохмач. Толя, как бы подстраховывая, забежал сзади. Но охотник не напугался, хмуро поднес к Сашкиному носу заскорузлый кулак, и Чемакин, натягивая вожжи, прикрикнул: