И Сашка Лохмач, затолкав в дом невесту — жену, раскрутил над головой вожжи: понеслись, родимые! Скоро вернусь!
И Толя, притихший и хмурый, стесняясь «фонаря» под глазом, ткнулся в розвальни рядом с Галиной, которая в последние дни дежурила каждый его шаг, будто чувствовала приближение скорой разлуки и ждала от него решительных слов. Но Толя еще не решился последовать живому примеру приятеля.
И Витька садился в сани молчаливый и грустный, обняв застегнутую на ремешки гармонь, боясь встретиться взглядом с бригадиром. Чемакин застал его вчерашним вечером в холодных сенях, где он плакал навзрыд, плакал о чем-то последними детскими слезами. И бригадир, поддерживая спиной дверь, чтоб никто не вышел, дал ему выреветься, а затем вынес ковшик воды: умойся, мол, а то, понимаешь, рассопливился! Мужчина ты или не мужчина? Но Чемакин понимал, что это были пьяные слезы. И Витька понимал теперь, но все равно не мог прогнать чувство неловкости и тяжести в груди. И когда обоз, миновав улицу, свернул на нефедовскую дорогу, Витька увидел Нину. Ее почему-то не было на Надиной свадьбе. Наденька ждала, тормоша Витьку: почему, мол, она не идет? И теперь Нинок смотрела во все глазищи на шумный обоз, махала варежкой. И Витька помахал рукавичкой. Отмягчилось в груди немного, и он вспомнил ту заветную встречу с Ниной, когда кто-то больной и одинокий подвывал в печной трубе, просясь на ночлег. И он поверил наконец в реальность той ночи, что она была на самом деле, и долго следил глазами за девушкой, пока обоз не свернул за последним огородным пряслом…
Все сроки миновали.
К концу четвертой недели, когда дед Никифор добровольно домовничал в соломатинском пятистеннике, опять в одиночестве — с Лавреном Михалевым он крепко разошелся из-за Игнахи Яремина, оконфузился Лаврен перед всей деревенькой со своим портняжеством — к воротам подкатил грузовик. Хлопнула сенная дверь за спиной Никифора, он заторопился во двор: кого там принесло?
— Кто там? — спросил Никифор, отодвигая бастрик, задвинутый на калитку, вглядываясь в потемки.
— Да это мы, Христос с тобой, Никифор Степанович, — услышал он голос хозяйки дома и ее нервный короткий смешок.
Это была на самом деле Нюра Соломатина.
Никифор от неожиданности выронил бастрик, но тут же опять заторопился, отворяя калитку и справляясь с волнением.
— Скоро чё-то нажились? Обратно?
— Обратно, обратно, — показался из-за машины Афанасий, по-хозяйски уверенно входя в ограду и молча растворяя створки ворот, чтоб спятиться грузовику.
— Ну дак ладно, проходите, — все еще не веря тому, что происходит, сказал Никифор, будто приглашал он не законных хозяев, а в собственный дом, не уверясь до конца, так ли он поступает.
А Нюра тем временем зашла в избу, где было так же голо, как в последние минуты перед отъездом в город, лишь помаргивал зеленым глазом радиоприемник да дышала теплом плита. И она потрогала бок плиты голой рукой, заглянула в — чугунок с остатком варева рыбаков, пронесла лампу в горницу. Все было на месте — столы, скамейка, комод, посиживала на божнице богоматерь, и даже дешевый клеенчатый коврик с лебедями, который выменяла давно у цыган, что стояли табором под Еланкой, так же глянцево отсвечивал в простенке. Она еще раз облегченно вздохнула, оглядев лебедей, которые плавали как ни в чем не бывало в ослепительно синем пруде, грациозно изогнув шеи, и побежала принести дров, чтоб нагреть и горничную печку.
Необходимое стаскали в избу, стянутое теми же веревками и бельевым шнуром, остальное сложили у крыльца, и, пока носили пожитки, у ног Никифора все вился Шарик. Он также благополучно вернулся к своей конуре, хоть за дорогу его дважды рвало от газов в кабине, и теперь он не знал, как заявить о своей радости.
— Шаря, Шаря, — приласкал собачонку Никифор, но Афанасию не поглянулось чего-то, и он замахнулся на кобелька веслом.
— Пошел, пропастина!
Не в своем духе Афанасий Иванович Соломатин! И где тут быть в добром духе? Отмахали туда — сюда до областного города пятьсот с лишним километров.
И Валентин, он привез отца с матерью на том же грузовике, таскал вещи торопливо, молча, он и двигатель не глушил — видно, спешил в обратную дорогу.
— Ну что ж, — остановился он посреди избы, когда совсем опростался кузов, — раз не захотели, дело ваше. Два раза приглашать не буду!
— Не надо… Обойдемся, — отрубил грубовато Афанасий. — Спасибо, что доставил на место.
— Хватит вам, — и Нюра остудила недоконченный в дороге разговор.
— Ты чё, Валя, неужто собрался обратно на ночь глядя?
— Поеду.