Потом он принес из розвальней охапку сена, кинул на низкие нары, улыбнулся Витьке: ничего, мол, перебьемся ночку.
— Ого, да тут и фонарь есть, — поднял он к потолку взгляд, — молодцы, таежники, а то старик заливает — яман… Черт бы его побрал!
Избушка осветилась тусклым неровным светом. Возле каминчика было уже жарко, и путники, сбросив гуси, расстегнули полушубки, плотно поужинав, легли спать.
Ночью Чемакин проснулся, взял ружье, вышел из избушки. Обошел ее, тревожно прислушиваясь к ночным звукам. Было все так же тепло и тихо. Егренька мирно похрумкивал сеном, ткнулся в ладонь человека, шумно фыркнул ноздрями. Чемакин укрыл его гусем, подбросил сена. Занес в избушку хвороста, кинул в прогоревший каминчик, посидел у огня.
Витька что-то бормотал во сне, постанывал, беспокойно ворочался. «Намаялся парнишка, — подумал Чемакин, — как бы не простудился, не заболел».
А Витька видел сон. Снилось, будто находится он на свадьбе у Наденьки и Сашки Лохмача, в доме полно народа-за столами, Акрам с Шуркой — конюхом вытягивают из подпола невод. В ячеях трепыхаются караси, и они складывают их прямо на столы. «Зачем вы здесь рыбу ловите? — кричит скотник Кондрухов. — Не мешайте, жених с невестой на тройке покатят!» — «Добром порешим каперацию, — вмешивается портной Лаврен. — Горько!»
Жених с невестой целуются. Оказывается, это Галина с Володей. На Володе белая рубаха и брезентовые штаны. Галина в синем платье и почему-то без фаты. «Без фаты, — думает во сне Витька, — это они нарочно, не всерьез». Галина манит Витьку к себе, он хочет подойти, но никак не может встать со скамейки. «Ну иди, Витенька, я тебя люблю, мы это нарочно, не всерьез», — зовет Галина… Ноги как ватные, а во всем теле такая легкость, хочется лететь, и он летит… Летит, а внизу подпол открытый — черной майной, и в нем стоит вода. «Галя, не ступай туда, там холодно… вода холодная». Он опять сидит на скамейке, и Галина сидит рядом. «Какое у нее горячее плечо, — думает Витька. — Какое горячее плечо!» Открывается дверь, и заходит Яремин, держит в руках курицу, улыбается всем: «Бросайте деньги в солому… Для жениха и невесты… Бросайте скорей».
Деньги бросают, и Яремин ищет их в соломе. «А почему не жених с невестой? Какое горячее плечо у Галины!..»
Курица вырывается из рук Яремина, это вовсе не курица, а черный грач… «Полетел он, полетел, держите ямана!»
— Что с тобой? — слышит Витька голос Чемакина и приподнимает голову на нарах.
— Курица где? Улетела?. — он еще не проснулся.
— Какая курица? Полушубок-то сними. Тепло в избушке.
— А — а! — открыл глаза Витька. — Это во сне… Фу, какая ерунда… Дядя Ваня, скажите, а Толя тоже останется?
— Где останется? О чем ты?
— С Галиной. Он ведь живет у них.
— Да — а. Беда с вами. Понабрал себе в бригаду одних женихов. Кобель он, хоть и твой дружок.
Чемакин снял с огня кипящий чайник, высыпал в него полпачки заварки.
— Может, поспишь еще, а то давай присаживайся!
— Не правы вы, дядя Ваня.
— Скажи-ка, не прав! Забрались в тайгу и думаете, на этом свет клином сошелся? Нет, только до лета… Летом я тебя отправлю из бригады.
— За что, Иван Пантелеевич? — испугался Витька. Подсел ближе, свесив ноги с нар.
— Учиться отправлю. Не хочешь разве?
— Да я и сам думал. — Витьке вспомнился почему-то отец за ужином, его долгие наставления насчет учебы и жизни, от которых хотелось поскорей взять гармошку и сбежать з клуб… Но на сердце отлегло. И опять виделась родная деревня с тополями возле клуба, танцующие под радиолу девчата и завклубша Руфина Ивановна, в глазах у которой постоянно стоит то испуг, то удивление. Каким далеким и прекрасным чудится это близкое время, ушедшее, может быть, навсегда.
А той же поздней порой отмеривал последнюю лыжную версту до Нефедовки Игнаха Яремин. От одинокого лесного домика, где сидел он в не остывшей еще баньке, пока Чемакин и Витька пили чай, шагал Игнаха, наверное, уже много часов. Во всяком случае, он уже потерял счет времени, поскольку ранняя зимняя ночь сгустилась давно, и глаза привыкли различать чуть заметный уже слеД, оставшийся от полозьев саней.
Ни тогда, когда Игнаха усталый и продрогший ввалился в натопленный дом, попросив накормить, ни потом, когда услышал скрип полозьев у ворот и заспешил куда-нибудь спрятаться, хозяин ни о чем его не выпытывал. Он понимающе кивнул нежданному гостю, молча вывел во двор и указал на дверь той баньки, прилепившейся к бревенчатому сараю.