— Зачем двое-то? — спрашивает Витька.
— Почем знаю! Наверно, чтоб легче было теку дать, если татары нагрянут.
— Все-то ты выдумываешь, Толька, — отмахивается Витька.
Толя соображает про себя, помалкивает.
На улице против Никифорова подворья рыбаки складывают невод. Сашка Лохмач, видать, несет какую-то ахинею. Яремин сверкает узкими глазами. Сердится. Суетятся Володя и Акрам. Не видать моториста и остальных, разошлись по квартирам.
— Сяй готов, пойдите, я распрягу, — встречает Шурка — конюх, озабоченно оглядывая запотевших лошадей.
— Сяй сяем, — передразнивает Толя, — а покрепше?
— Уха.
— Уха-а! Тоже родная сестра сяю.
Пока хлебали уху, обогревались, подступили ранние январские сумерки. В дом зашли Акрам с Володей. Они успели напилить с полкубометра дров из сушняка. Шурка — конюх управлялся с лошадьми. Нет только Лохмача. Не появился он и к ужину.
Толя лежит на печке. Скучно ему, нечем заняться. Попинал ногой ухваты, кинул варежкой в Володю, тот вздрогнул, уронил на пол книжку.
— Можно поосторожней.
— Ничего, я так… О чем там пишут? Почитай вслух, отчего деньги не ведутся. Ха!
— Тут не про это, Толя. Тут посерьезней вещи. Лукиан…
— Кто, кто?
— Писатель был такой во времена греко-римской империи, — серьезно объясняет Володя, — сатирик…
— Сатирик? Интересно. Ну и кого он бичует там?
— Тут не просто сатира, сложней все. Философская концепция… Показывает, в общем, нравственную несостоятельность рабовладельческой империи.
— Ишь ты! А тебе зачем знать про это?
— Каждый образованный человек обязан познакомиться с наследием прошлых…
— С наследием, — перебивает Толя. — Ты вот что — из одной чашки больше со мной не ешь. Соли набухаешь, скулы воротит. Второй раз заметил… Ладно. К слову я. Так про чё книжка-то?
— «Разговоры богов», например. «О смерти Перегрина», — читает Володя заголовки. — «Разговоры гетер», «Похвала мухе»…
— Мухе-е! — зашелся Толя в смехе. — Ты понял? Мухе! Витька, брось гармошку терзать. Мухе — похвала! Да за что ее хвалить? Давить эту тварь надо. Похвала!
Володя прикуривает от лампы папироску, ждет, пока Толя успокоится.
— Гетеры, или как их там, кто такие?
— Гетеры? Как бы популярней выразиться? — близоруко щурится Володя.
— Не надо популярно, шпарь в открытую.
— Ну, в общем, не совсем целомудренные женщины, в нашем понимании…
— В понимании!.. В моем понимании, наверно, обыкновенные б… Читай. О чем они там толкуют?
— Да вроде неудобно вслух-то, — жеманится Володя.
— Видали, ему неудобно, — Толя спрыгивает с печки, берет книжку, листает. — Так, так… так! Во! «С ума ты сошла, Филинна? Что это с тобой сделалось вчера на пирушке? Ведь Дарил пришел ко мне сегодня утром в слезах и рассказал, что он вытерпел от тебя…» Интересно! «Будто ты напилась и, выйдя на середину, стала плясать, как он тебя ни удерживал, потом целовала Ламприя, его приятеля…» Ишь ты! Ну, это пропустим, так. Ага! «…А Дафил задыхался от ревности при виде этого. И ночью ты, я полагаю, не спала с ним, а оставила его плакать одного, а сама лежала на соседнем ложе, напевая, чтобы помучить его».
Ну что я говорил? Так оно и есть… А про несостоятельность, Володя, ты верно ввернул. Лежит, понимаешь, на соседней перине баба, а он плачет. Это не-е, не по-нашему, — Толя, кажется, расстроился всерьез. Вышел на кухню, зачерпнул кружку холодной воды из чугуна, жадно выпил. Прильнул к оттаявшему окошку. Там, над лесом, поднималась луна.
— Соображал сатирик, кого обличать надо. Молодец! Философия проста, без всяких там выкрутасов: баба лежит рядом. Э-эх!
Витьке надоело слушать Толин треп, оделся, с топором вышел во двор. Белизна снега при полной уже луне ослепила. Он направился к завозне, где у стены еще утром устроил щенку что-то вроде конуры. Собачонка проголодалась, тыкалась носом в ладони. Он отнес ее в дом, попросил Акрама накормить, пока нет Никифора.
Вернулся, стал колоть напиленные Володей и Акрамом дрова. Нетолстые сухие чурки разваливались от одного удара, отлетали до самых ворот.
— Витя! — позвал чей-то голос. Он оглянулся. Звали из-за забора, с улицы. Лица было не разглядеть.
— Иди сюда, слышишь!
Витька подошел вплотную и сразу же узнал Галину.
— Это ты, Галя?
— Я, Витенька…
Сердце Витьки громко заколотилось, и, словно почувствовав его волнение, Галина неожиданно сильно и грубовато притянула его ладонями к себе, поцеловала долгим и томительным поцелуем.
— Сладко, Витенька? — отпустив его губы, она тихо засмеялась.