— Черным это море назвали за штормы.
— Значит, будет настоящий шторм? Ва!
— Андрей Григорьевич, — вместо ответа обратился капитан к подошедшему Андрею. — Шторм надвигается. Надо принимать меры.
— Мы всегда готовы, капитан! — Андрей с вызовом посмотрел на море. Проверим все наши расчеты. Ведь на вашей памяти, товарищ Терехов, прорывало ледяной мол.
— Не напоминайте.
— А теперь мол держит. Так же и мы… до сих пор работали при хорошей погоде! Шторм так шторм!
Андрей направился в радиорубку. Сурен догнал его.
— Андрейка, подожди! Раз ты мой проект сейчас выслушать не можешь, поручи мне какой-нибудь участок, — сказал он.
Андрей обернулся.
— В экспедиции имеется специальное штормовое расписание. Каждый знает свое место. Я не стану ничего менять.
Андрей уже стоял в радиорубке перед микрофоном.
— Водолазный цех! Закрепить намертво все канаты от якорей. Дальнейшие работы прекратить. Водолазов поднять наверх. Кессоны отвести от туннеля. Действует штормовое расписание.
Небо потемнело. Скорость, с какой приближалась туча, была поразительной.
Сурен хотел подняться наверх, но покачнулся и, не удержавшись на ногах, налетел на трап.
— Шире ноги ставь! — услыхал он откуда-то бас Денисюка.
Матросы торопливо протягивали вдоль палубы канаты. На мостик вышел Андрей и следил, как подходили к судну маленькие катера. Плавучий док собирал их, словно наседка маленьких цыплят.
Сурен с независимым видом вытащил из кармана трубку. Качка стала ощутимой. Ветер крепчал. Чтобы раскурить трубку, Сурену пришлось согнуться пополам, пряча огонь под полой плаща. Андрей одной рукой ухватился за канат и, держа в другой маленький микрофон, отдавал неторопливые приказания.
Сурен посмотрел на корму. Видно было, как «дышит» двойной металлический хвост дока: трубы туннеля то удлинялись, то укорачивались. Корабль то вытаскивал их на поверхность, то снова погружал в воду.
Палуба уходила из-под ног Сурена; ему становилось не по себе, спазмы подступали к горлу. Он хватался за поручни, но повисал в воздухе, испытывая неприятное ощущение потери веса. С каждым таким взлетом ему становилось все хуже.
Спустившись по трапу, Сурен снова попытался раскурить трубку. Минута затишья почти возвратила ему самообладание. Едва он выглянул из-за переборки, как ветер обрушился на него, словно каменная лавина. Потеряв равновесие, Сурен упал на четвереньки, и его потащило по палубе, как буер под парусом. Тщетно цеплялся он за гладкие доски, беспомощно растопырив руки и ноги, и, наконец, судорожно ухватился за налетевший канат.
Горизонт вздымался выше туч. Тучи ныряли между водяными хребтами. Лежа на палубе, Сурен усилием воли заставил себя перебирать руками по канату, волоча тело. В лицо били соленые брызги, летевшие косо со скоростью пуль. Голова разламывалась от грохота бури, казалось, что в уши под страшным давлением нагнетают песок…
Сурен снова оказался у трапа, ведущего на капитанский мостик. Вцепившись в поручни, он посмотрел вверх. Плащ Андрея развевался по ветру. В руке он по-прежнему держал микрофон.
Сурен с трудом поднялся на ноги и поглядел назад. За кормой из пепельных волн высовывались две трубы. Казалось, что они переломятся сейчас, как соломинки.
Капитан Терехов, не отпуская каната, добрался до Андрея. Он широко расставлял ноги, наклонялся против ветра и был спокоен.
Оба смотрели назад, туда, где колыхались в белой пене длинные металлические змеи.
Терехов наклонился к Андрею:
— Плохо. Качка боковая.
Андрей крякнул не оборачиваясь:
— Нас надежно держит всеми своими якорями туннель!
Терехов промолчал, может быть, он ничего не услышал.
Шторм разыгрался. Это было уже другое море. Рваные тучи неслись почти над самыми мачтами. В какой-то разрыв их вдруг блеснул луч солнца, он осветил водяной скат зеленоватого мрамора с живыми вьющимися прожилками и погас. Еще темнее стало вокруг. Валы отделились друг от друга провалами, похожими на скальные обрывы. Самым удивительным было то, что волны, казалось, двигались не в каком-либо одном, а сразу во всех направлениях: они сталкивались, боролись рыча, вертелись воронками, взмывали фонтанами, проваливались в тартарары, выскакивали оттуда чудищами и, словно сговорившись, кидались уже не друг на друга, а на корабль. Вой, свист, шипение, надрывный скрип, вкус соли и серы на языке, кипящая смола за бортом, непрекращающееся падение вниз…
— Слушай, понял, понял! — кричал Сурен.
— Что понял? — спросил цепляющийся за переборку Денисюк.
— Откуда все легенды об аде.
Денисюк махнул рукой.
Сурен сам не понимал, как взобрался он по летающему вверх и вниз трапу на мостик и как поднялся на ноги. Он ухватился за канат и сделал попытку подтянуться к Андрею, но ветер бросил его на стенку штурвальной рубки. В следующее мгновенье Сурен почувствовал, что стенка эта оказалась внизу под ним. Он крепко уцепился за поручень и повис в воздухе.
Капитан крикнул:
— Одиннадцать баллов!
Корнев кивнул головой.
Положение плавающего дока было отчаянным. Он не двигался с места. Удерживаемый своим металлическим хвостом, он лишь на мгновенье вырывался из воды и снова падал вниз.
Капитан наконец решился прямо высказать свою мысль:
— Отвечаем за жизнь людей. Прошу приказа об освобождении труб.
Андрей повернулся, как от удара в затылок. Он открыл рот. Водяная пена ударила ему в лицо, попала под капюшон, леденящими струйками поползла по спине. Андрей закашлялся, выплюнул соленую воду. Потом, не сказав ни слова, отвернулся.
Терехов закричал, чтобы Андрей услышал его:
— Придется бросить… трубы! Судно спасать!
— Вы с ума сошли, капитан! Потопить при первом же шторме туннель! Разве вы так строили мол?
— Часть мола пришлось взорвать. Спасти сооружение. Сейчас спасем людей, док.
На палубу рухнула мачта. Она разлетелась в куски около мостика совершенно беззвучно. Треск и шум от ее падения были ничтожны по сравнению с ревом бури.
— Товарищ Корнев! Вы начальник работ. Я — капитан…
— Потопить туннель? Бросить строительство? Нет!
— Сумасбродство! Нужна воля.
— Пусть Мол Северный взрывали! Пусть бросали золото с тонущих кораблей! Туннель не утонет! Он плавучий!
— Но корабль утянет на самое дно.
Они уже не слышали друг друга, догадывались о словах по движениям губ. Андрей упрямо мотал головой. «Будь отчаянья сильнее… будь отчаянья сильнее».
— Ни за что!
— Требую!
— Погубить туннель? Ни за что!
Терехова уже не было на мостике — он спустился вниз.
Волна окатила Андрея с головы до ног. Он выпрямился и крикнул ей:
— Ни за что!
Порыв ревущего ветра на мгновенье опрокинул его. Он вскочил и крикнул ему:
— Ни за что!
Темная вода, темная пена, темные тучи смешались, завертелись неистовым темным клубком, в центре которого был док с длинным металлическим хвостом, а на капитанском мостике — Андрей.
Глава вторая
СИГНАЛ БЕДСТВИЯ
Говорят, у омута пугающий и в то же время притягивающий цвет, густо зеленый с синевой… Именно такой цвет был в одном месте пруда. Здесь не росли кувшинки, не поднимались со дна водоросли. Здесь, как уверял Иван Семенович Седых, рыба должна была клевать особенно хорошо.
Немного поодаль пруд был заросшим, уютным, тихим. Один берег у него был пологий, другой высокий. На пологом — было сплошное ягодное поле, клубника высших сортов, тут и там среди зелени даже издали можно было разглядеть красные искорки. Поле доходило до кудрявого леска березок. На крутом склоне росли огромные деревья старого помещичьего парка. Над водой стелились ветви ивы.
— Ну, Анка, сидеть смирно, не шуметь, рыб не пугать, — предупредил Седых, закидывая одну за другой три удочки, насторожившись, по-охотничьи нацелившись на уснувшие сразу поплавки.
— Есть не пугать! Я буду самая молчаливая из всех рыбок, если ты расскажешь мне что-нибудь. Помнишь, как ты медведя сачком поймал?