— А я знаю, кто это. Это Седых, большой начальник!
— Много ты знаешь! Пушка, тоже сказал… А как она заряжается?
— А вон видишь сзади такое кольцо с дырками? Наверное, оно отвертывается.
— Ничего вы не знаете. Не дырки, а дюзы. Это снаряд ракетный, на Луну лететь.
— На Луну?
— Ой, на Луну! Вот хорошо бы залезть да спрятаться.
— Найдут, наверняка найдут. У них приборы чующие, по запаху определяют, кто есть.
— У-у! Тогда тебя сразу почует.
— Откуда ты знаешь, что это ракетный снаряд?
— А вон, видишь, с полуторным дяденькой женщина идет?
— Ну, вижу.
— Это его дочь. Она в Ракетном институте училась. Мы в прошлом году с ними на Истре рядом жили… дача там у них.
— И они отсюда прямо на Луну полетят?
— Вот увидишь. Снаряд по рельсам разбежится, разбежится, а потом как ахнет — и сразу в воздух. Ну, а потом прямым ходом на Луну.
Группа приехавших подошла к трубообразному поезду. Мальчишки притихли.
Здесь действительно была Аня Седых. Одетая в голубой комбинезон с белыми отворотами, она выглядела совсем юной. Только темные круги под глазами делали ее усталой и более взрослой.
Да, так все получилось! Андрюшу мог спасти только полный покой. «Никаких ассоциаций!» — сказали профессора. Ничто не должно было напоминать о пережитом, даже… жена. Аня рвалась к Андрюше, но ее убедили. И у Нее тогда ничего не осталось, кроме дипломного проекта.
Этот дипломный проект имел шумный успех, Степан Григорьевич Корнев какой это все-таки умный и влиятельный человек! — сумел не только заставить Аню делать не ученический, а реальный проект, но и привлек к нему внимание технической общественности. И это он включил строительство ракетного вагона по Аниным чертежам в число первоочередных экспериментальных работ для Арктического моста. Степан Григорьевич остался вместо Андрея, и с ним посчитались. Аня должна быть, ему очень, очень благодарна!..
Но что будет с Андрюшей? Сначала Аня носилась с ребяческой мыслью сделать ему сюрприз. Конечно, она, не выдержав, во всем бы ему давно призналась, но тут случился этот шторм в Черном море. Андрюша был в таком тяжелом состоянии. С ним ни о чем нельзя было говорить. И даже подготовить на расстоянии было невозможно. Профессора запрещали. Может быть, это и к лучшему, что он приедет сразу на испытание. Ах, если бы приехал прежний Андрюша, каким он был в Светлорецке! Он бы все понял, принял бы и Аню и ее изобретение…
— Что ж, Анна Ивановна, — сказал, словно читая ее мысли, идущий с ней рядом Степан Григорьевич. — Я бы хотел, чтобы Андрей так же оценил ваш труд… и вас… как ценю я, ибо отношение человека определяется оценкой не своего собственного, а чужого «я»…
— Да, да, — рассеянно отозвалась Аня. — Конечно…
— К сожалению, для нас с вами не секрет, что Андрей… Да что там говорить! Жизнь полна несообразностей, ибо люди всегда выбирают не тех, кто особенно хорошо к ним относится, а чаще тех, кто… даже не хочет замечать…
— Вы думаете, что Андрюша меня не заметит? — улыбнулась Аня.
— Не надо меня понимать в буквальном смысле.
— А как вас понимать? — чуть склонила набок голову Аня.
Степан Григорьевич промолчал и отвернулся. Но Аня все равно заметила, что он покраснел.
— Пардон! Могу я поговорить с конструктором ракетного вагона Анной Ивановной Седых?
Аня оглянулась и увидела стоящего в почтительной позе еще молодого, но очень толстого человека с огромной торчащей шевелюрой. Его подбородок тонул в налитой шее.
— Да, да, конечно. Я и есть Седых. Что вас интересует?
— Я корреспондент технической газеты. Хотел бы услышать несколько слов о вашем вагоне. Прошу не стесняться терминологии, вы говорите с инженером.
— Очень приятно. Ну, что же мне вам сказать? Пожалуй, о всех цифрах мы поговорим после испытания, если вы здесь еще будете.
— О, несомненно!
— А сейчас скажу, что мечтаю применить реактивное движение в поездах черноморского плавающего туннеля и Арктического моста.
— Ах, Арктический мост, Арктический мост! — многозначительно вздохнул корреспондент. — Если бы вы знали, что у меня с ним связано! Я помню его еще с юности, со студенческих лет. Я готов был всего себя отдать этой дерзкой мечте. Как жаль, что здесь нет Андрюшки Корнева!
— Андрюшки?
— Да, да! Мы с ним вместе учились… в институте.
Аня нахмурилась, силясь что-то вспомнить. На кого же похож этот толстяк?
— Конечно, он теперь такой великий человек!.. Я могу только взять у него интервью, но, к сожалению, он сейчас далеко.
Корреспондент вынул блокнот и стал писать в нем красивым вечным пером. Ане бросился в глаза огромный перстень на его толстом пальце. Он врезался в мякоть, перехватывая жирный мизинец. И Аня сразу покраснела. Она перевела взгляд на пышную шевелюру корреспондента и, злорадно отчеканивая слова, сказала:
— Ошиблись, Андрей Григорьевич Корнев здесь.
— Как здесь? — опешил корреспондент, пряча блокнот в карман.
— То есть он сейчас будет здесь, приедет. Вы можете с ним поболтать. Узнаете друг друга. Как вы сказали? За его идею вы готовы были отдать всего себя?
— Разумеется!.. Пардон, я поспешу… Вы сказали, он подъедет? Я побегу к шоссе. Мерси.
Аня посмотрела ему вслед и удивилась, как тоненькая шея лохматого юноши, когда-то разносившего на комсомольском собрании Андрюшу, могла стать такой безобразной, жирной?..
Мальчишки на заборе видели, как сел толстый дядя в свою машину и поспешно помчался по направлению к Москве.
— А этот куда покатил?
— Дурак, с донесением!
И сразу же мальчишки на дереве заволновались. Они кричали своим друзьям на заборе, словно им с дерева было лучше видно:
— Садятся! Садятся! Все внутрь залезают!
— Смотрите, смотрите! А тетечка в комбинезоне осталась…
— Ну, она-то обязательно полетит!
— Почему ты думаешь?
— Дурак, сам сказал, что она в комбинезоне. Управлять снарядом будет. А потом она сама конструктор. Мне Егорка говорил.
— А почему все вошли, а она осталась?
— На часы смотрит…
— Еще одна машина на шоссе! — истошно закричали с верхней ветки.
— Двое! Еще двое! Это наверняка самые главные!
— Потому и тетечка к ним бежит! Ух, ты! Как прыгнула! Постой… он ее на руки взял. Вот так штука! Несет! Тю-у!
Ребята все разом принялись кричать и хлопать в ладоши.
Андрей, не обращая ни на кого внимания, нес Аню к вагону.
— Что ты делаешь, сумасшедший? Пусти, кругом люди.
— А что мне целый свет! Наконец-то ты со мной!
— Даже у тебя на руках…
— Почему ты меня не встречала? Почему не прилетела вместе с Суреном? Почему мне нужно было сюда приехать?
— Сто тысяч почему, мой милый Почемучка! Папа здоров и тоже здесь. А вон идет Степан Григорьевич.
— А что это за штуковина на колесах? Почему ты в комбинезоне?
— Андрюша, прости, милый… давай сядем сюда на лавочку… Но вот… здесь дачники ждут поезда… и мы тоже сейчас поедем…
— Поедем?
— Ты знаешь, я волнуюсь… я не знаю, как тебе сказать. Мне казалось, что все будет просто… — Аня смотрела на Андрея, и он ей казался каким-то другим, немножко чужим, к тому же он нахмурился. — Знаешь, Степан Григорьевич часто бывал у меня, принимал во мне участие.
— Очень мило с его стороны.
— Ты поблагодари его.
Подошел Степан. Андрей встал. Они молча обнялись.
— Спасибо тебе за все. За Арктический мост, что отстоял, за Аню вот тоже…
— Ты уже знаешь? — спросил Степан Григорьевич.
— Нет, еще, — быстро сказала Аня.
— Товарищи, дальше ждать нельзя. Иван Семенович торопит, ибо перегон нам отвели на строго определенное время. Да вон он и сам сюда идет.
— Ничего не понимаю. Что это? Аня на практике, что ли? Новый дачный поезд? А зачем вы все здесь?
— Здорово, Андрюха! — еще издали крикнул старый гигант. — Дай я тебя… словом, поломаю тебе шпангоуты. Э-эх! Ну, крепок. Теперь тебя не сломишь, какой вышел молодец! Мужицкая кость, говорю, — Иван Семенович сжал Андрея в медвежьих объятиях, отпустил со смехом, взял за плечи и довел к вагону. — Анка-то у меня как отличилась! Не у всякого инженерика по дипломному проекту вагон построят.