— Мы связаны кровью моего друга и этой пустыней.
— Мы товарищи отныне, — подтвердил Андрей.
— То-ва-ри-щи, — тихо, с трудом повторил японец.
Глава четвертая
ОБРЕТЕННЫЙ ДРУГ
Ледяные поля больше не казались такими унылыми, звезды светили ярче — не было больше одиночества: рядом с Андреем размашистым, экономичным шагом шел его новый спутник.
Юко был удивительно спокойным и скромным человеком. Он не надоедал Андрею расспросами, мало рассказывал и о себе. Андрей узнал только, что он один остался в живых из экипажа самолета, посланного для подготовки американской трансполярной трассы, так рекламировавшейся в последнее время. Самолет, вылетев с Алеутских островов, совершил вынужденную посадку прямо на лед. Это стоило жизни двум членам экипажа. Двое оставшихся — Юко и его товарищ — решили идти к русской земле. Провианта у них было мало, и они очень страдали. Пришлось бросить сани, на которых Юко вез своего товарища-американца с отмороженными ногами.
— Однажды наступил момент, когда мой друг покинул спальный мешок, — тихо говорил Юко. — Я хотя удивился, но не придал этому значения. Когда же я встал, то нашел его уже задохнувшимся. Добрый товарищ… Он не хотел быть мне обузой и воспользовался неоэфиром… Да простит мне бог, но я как безумный бежал от этого места, так и не погребя его тела… Я жестоко наказан теперь вашим рассказом. Никогда во всю мою жизнь это темное воспоминание не покинет меня!
Юко поник головой. Андрей утешал его как мог. Он ведь тоже потерял своего друга.
Рассказ Андрея о гибели подводного дока Юко выслушал без всякого интереса. Казалось, никакие события в мире не могли теперь взволновать его. При всяком удобном случае он переводил разговор на свою прекрасную Японию и мог долго-долго, с трудом подбирая слова, говорить о ней.
Один спальный мешок бросили; спали теперь вместе, согревая друг друга. У Юко оказался запас жидкого топлива, и Андрей снова узнал вкус горячего чая. Силы возвращались к нему. Японец тоже чувствовал себя бодрее: медвежатина была именно тем, чего не хватало его истощенному организму.
Юко проявил себя на редкость выносливым человеком. Андрей помнил его следы, по которым можно было судить, что он шел, изнемогая, падая, и подолгу лежал. Но теперь, когда они шли вместе, Андрей никогда не видел, чтобы Юко чем-нибудь выдал свое утомление. Он шел всегда прямо, никогда не жаловался. Это смущало Андрея: что могло вселить силы в этого измученного, так же как он сам, человека?
Только ночью, когда они лежали в спальном мешке и японец забывался, Андрей слышал его тихие стоны.
Монотонно тянулись утомительные переходы. Глядя на своего молчаливого, стойкого спутника, Андрей тоже старался держаться бодро, но слабость с каждым переходом все больше и больше овладевала им. Ноги распухли и болели, зубы расшатались, десны стали кровоточить.
Цинга?
Юко заметил состояние товарища и стал с нежностью заботиться о нем. Он взял на свои плечи почти весь груз, несмотря на протесты Андрея. Он заставлял его идти, уверяя, что движение — лучшее средство борьбы с болезнью. И, наконец, в котомке японца оказались лимоны, самые настоящие лимоны!
Случалось, что японец переносил Андрея через трещины буквально на руках. Андрею было стыдно, он проклинал свою слабость. Он хорошо видел, что самоотверженно помогающий ему товарищ только нечеловеческим усилием воли держится на ногах. Но цинга лишила Андрея силы сопротивления. Он вынужден был принимать заботы японца.
Так продолжали они двигаться вперед. Все чаще и чаще мела поземка, переходящая в пургу. Не раз спутники по нескольку суток оставались в спальном мешке, боясь высунуть голову.
В эти мучительные, тягучие часы, когда над льдами свирепствовала пурга, японец старался занять Андрея. Он рассказывал ему о Японии, рассказывал о девушке, которую любил, скромно не называя ее имени. Он читал ему японские стихи, утонченные, со своеобразным ритмом, без рифмы, полные намеков и скрытого смысла.
Юко предложил Андрею изучать японский язык. Андрей с охотой согласился. В свою очередь, Андрей стал учить нового друга русскому языку. Так, стараясь не говорить по-английски, коротали они часы вынужденного бездействия, на которое обрекала их ненастная погода, Андрей воспрянул духом. Лимоны, отдых, заботы нового друга сделали свое дело. Былая энергия вновь возвращалась к нему. Проснулись и мысли, а с ними — заботы о строительстве. «Что сталось с Арктическим мостом? Уцелела ли благодаря водонепроницаемым переборкам хоть часть туннеля? Возможно ли продолжение работ? Дошел ли поезд с людьми до земли? Что со Степаном?»
Однажды, проверяя свои запасы, путники убедились, что медвежьего мяса осталось очень немного. Запасы японца давно уже кончились. Пришлось перейти на голодный паек.
Ссылаясь на болезнь Андрея, Юко настоял, чтобы Андрей получал увеличенную порцию. Кроме того, он отдал ему всю свою порцию риса, бывшего в его котомке.
— Вы еще окажете мне услугу, когда мы придем к вашим русским зимовщикам, — говорил Юко, пытаясь убедить своего больного друга.
Но Андрей не мог принять эту жертву и был неумолим.
Тянулись бесконечные льды, торосы и трещины. Люди шли, как во сне, поддерживая друг друга.
Кроме Сурена Авакяна и Дениса, Андрей ни с кем не сходился близко. Этот же человек расположил к себе Андрея. Всей душой Корнев привязался к своему новому товарищу. Идя плечом к плечу по ледяным полям, они молчали, но даже это немое общение с новым товарищем ободряло.
Наконец провизия кончилась. Остались только кусочки мяса, которые были для Андрея священными. Андрей без колебания предложил японцу включить их в дневной паек. Узнав их происхождение, Юко долго отказывался. Но Андрей был настойчив: он не хотел, чтобы еще один человек отказывался ради него от пищи.
Когда на привале они впервые положили в рот кусочки смерзшегося мяса, Юко снял шапку и встал.
— Почтим его память, — сказал он.
У Андрея навернулись слезы на глаза. Его друг продлил жизнь не только ему, но и его новому товарищу.
После этого случая к концу второго перехода Андрей увидел на горизонте груду льдин. Это мог быть ледяной вал, какие они встречали десятки, но острое волнение почему-то охватило Андрея.
Юко был близорук, он ничего не мог рассмотреть. Андрей так ускорил шаг, что Юко едва поспевал за ним, смущенно улыбаясь.
Чем внимательнее вглядывался Андрей в нагромождение льдов, тем учащеннее билось его сердце.
— Земля! Земля! Юко, земля! — наконец закричал он и побежал.
Сил было очень мало, и Андрей скоро упал. Все тело ныло, голова кружилась. Юко был далеко позади. Андрей решил подождать его.
Наконец японец догнал товарища, и они вместе пошли к земле. По-видимому, это был один из островов архипелага Франца-Иосифа.
Они достигли берега совсем измученные. Но на этот раз впервые за все путешествие они ночевали на земле. Собственно, земля эта мало чем отличалась от ледяных полей. Она была так же покрыта льдом и снегом, и только в редком месте можно было увидеть скалу, на которой не удержался снежный покров.
Но все-таки это земля! Теперь они близко у цели!
Ах, если бы иметь карту! Андрей был убежден, что остров Рудольфа теперь близок. Скоро они увидят друзей! Скоро они почувствуют тепло натопленного дома! Скоро, скоро они услышат голос Мира!
Несмотря на утомление, Андрей проснулся раньше Юко. Он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить товарища. Японец спал беспокойно и бормотал бессвязные слова. Корневу послышалось чем-то знакомое имя: «Кими-тян».
Наконец Юко проснулся. Следом за Андреем он выбрался из мешка. Его лицо осунулось за время перехода. Лишенное растительности, оно казалось юным.
Они долго совещались, прежде чем избрали направление дальнейшего пути. Карту архипелага Франца Иосифа ни Андрей, ни Юко вспомнить не могли. Решили идти от острова к острову в надежде наткнуться на жилье людей или на хижину брошенной зимовки со складом продовольствия.
Тяжело было покинуть твердую землю и вновь ступить на лед. Несколько раз оглядывался Андрей на неизвестный остров. Ночевали они на льду.