Генерал понял, что ничего от него не добьется.
— Каков заклад, не знаю, — сказал он, — а премию от себя назначу.
— То добре! — расплылся Денисюк.
Толпа, откатив бак, вернулась. Решили качать Денисюка.
Под громкие крики его стали подбрасывать высоко в воздух. Он взлетал, и руки его нелепо болтались, словно принадлежали не ему. Когда Денисюка отпустили, генерал усадил его в пролетку и помчал на своем знаменитом рысаке на край города, где жил старый такелажник. Уезжая, директор распорядился прислать к школе помпу, чтобы откачать воду из ямы, оставшейся от бака. Потом ее засыплют землей. Здесь будет спортплощадка.
Андрюша и Дениска пошли к пруду. Вода в нем была еще ледяная, но они все-таки выкупались.
Андрюша лег под скалой на солнцепеке. От пруда пахло рыбой, из леса несло смолой. Закрытые веки казались прозрачными, по лицу разливалось ласковое тепло, все тело приятно болело. Надвигался сон, глубокий, мягкий, теплый.
Говорят, что после усталости снов не видишь. Андрюша не мог бы сказать, что видел сон. Это не был сон с видениями и событиями. Может быть, это мысль продолжала работать и во сне… Он видел бак почти наяву или думал о нем… Но плавучий бак почему-то походил на знакомую ему с зимних дней трубу, которая тянется в глубине пруда и напоминает туннель, если в нее забраться…
Андрюша проснулся отдохнувшим и, главное, с таким чувством, будто он сделал какое-то важное открытие. Он сел и оглянулся. Солнце садилось, и тень от горы протянулась до половины пруда. Казалось, что в пруду две воды одна темная, другая — светлая.
Рядом, раскинув руки, спал Дениска, крупный для своих лет парень, с квадратным лицом и светлыми, коротко остриженными волосами.
Андрюша задумался. «А что, если это вовсе не пруд, а море?.. А на другом, темном берегу — Америка! Американцы ведь интересные люди. Вот если бы еще они не задерживали открытие второго фронта! Построить бы мост на ту сторону пруда… К американцам, что ли? А вот здорово было бы, если бы к ним мост можно было построить! Надо инженером стать… и научиться изобретать, как Степан и Денисюк… Денисюк сначала был матросом, плавал по морям. Значит, и мне тоже надо стать матросом, поплавать по морям… И потом учиться на инженера!..»
Андрюша окончательно проснулся, вскочил, расправил плечи, глубоко вдохнул воздух. Хотелось крикнуть во всю силу легких, хотелось сделать что-нибудь необыкновенное, сдвинуть эту скалу, что ли!.. Хотелось жить, что-то придумывать, открывать!.. Новая сила рвалась из него, и он крикнул звонко, весело, задорно, крикнул, чтобы услышали его на том берегу, чтобы отозвался его голос в горах.
И эхо ответило ему сотнями голосов, ликующим гулом гор.
Андрюша, пораженный, взволнованный, слушал разбуженные им раскаты.
Часть первая БРАТЬЯ
Глава первая ПОЛУНДРА!
Аня стояла на палубе и смотрела в море.
Тонкая, легкая, в развевающемся платье, с отлетевшими назад косами, она четко вырисовывалась на влажно-синей искрящейся глади.
Девушка кого-то ждала, счастливо улыбаясь, смотрела вдаль и не видела ничего. Вернее, она видела морг, но совсем другим, не южно-ленивым, пышным и ярким, как сейчас, а хмурым, мрачным, холодным, с сизыми валами, с которых ледяной ветер срывал не то пену, не то снег, бросая в лицо колючие иглы.
Но тот непогожий арктический день с рваными тучами в свинцовом небе, то озлобленное, неспокойное море, непроходимо разделившее берега Берингова пролива, запомнились Ане. Ведь тогда произошел очень важный разговор с матросом Андреем. Оба они долго и молча смотрели на серый горизонт, и Андрей сказал:
— А там, совсем близко — Америка.
— Холодно, — поежилась Аня.
Он накинул ей на плечи свою куртку и не позволил снять.
— Вот таким холодом и разделены берега, — сказал он, и они опять долго молчали.
У Ани замерзла рука, которой она держалась за металлические поручни, и Андрей дыханием согревал ей пальцы. Он перебирал их по одному:
— Какие тонкие…
— Уже согрелись, — смутилась Аня, осторожно высвобождая руку.
— Да я на них надышаться не могу! — вдруг признался Андрей.
Аня улыбалась, и ей казалось, что нет никакого холода в мире, что всем всюду так же тепло и радостно, как и ей сейчас, и все должны быть так же счастливы, как и они с Андреем.
Потом — частые встречи на юге… не всегда случайные… Тихие минуты молчания, когда все так понятно, или разговоры «о жизни», в которой все только кажется понятным, или, наконец, — всегда этим кончалось, — любимая мечта…