Вандермайер теперь сообщал через каждые три минуты о положении поездов. Репортеры сняли с плеч коротковолновые установки и тут же передавали небывалую новость в свои редакции. Некоторые уже получили ответ, что их сообщение печатается в экстренных выпусках газет.
— Первый поезд прошел восемьсот километров, — возвещал Вандермайер, скинувший пиджак и оставшийся в жилете. — Второй поезд идет на четыреста пятьдесят километров позади. Сообщение со вторым поездом еще не установлено.
Все кричали друг другу, что поезд Стэппена Корнейва развивает скорость больше проектной. Кто-то высчитывал, догонит ли он брата. Заключались пари. Один репортер истошно кричал, что его редакция сообщила о желании известного миллионера и автоспортсмена Игнэса держать пари на полмиллиона долларов за мистера Стэппена Корнейва.
Сэм Дикс повернулся к Коле.
— Пари! — предложил он, протягивая, насколько позволяла теснота, руку.
Коля покачал головой.
— Ноу, ноу! Нет, брат! Как так пари? Тут что-то неладно…
Толпа шумела.
Степан уже давно готовил сюрприз ко дню открытия движения в туннеле. Его новое усовершенствование в моторе Кандербля позволяло увеличить скорость поезда.
Решение провести испытание мотора немедленно и поразить технический мир, эффектно догнав первый отправившийся в Америку поезд, пришло к Степану внезапно и, как все его решения, было проникнуто несокрушимой логикой.
Степан считал, что в демонстрации всему миру достижений советской техники нет преступления; что появление в Туннель-сити нового, усовершенствованного поезда первым будет иметь огромное рекламное значение; что по существу это не явится нарушением распорядка испытания, утвержденного приемочной комиссией, а будет лишь дополнением к программе; что при этом в Туннель-сити без опоздания может быть доставлен американцам для подписи акт об окончании строительства, и даже запоздавший обед, вовремя доставленный, вызовет невольную улыбку.
Степан послал в Москву телеграмму, но, не успев, конечно, получить ответ, принял «вынужденное», как он назвал, решение и один, без сопровождающих, под свою ответственность повел поезд…
Степан сидел в кабине управления, не отрывая взгляда от указателя пройденного расстояния. На его лбу выступили маленькие капельки пота. Наклонившись вперед, он держал руку на рукоятке контроллера. Он перегружал мотор, который каждую минуту мог сгореть. Привычное для него спокойное выражение сменилось взволнованным, напряженным.
Показатель расстояния отметил, что над головой Северный полюс. Степан стал быстро писать цифры на белом мраморе пульта. Он вычислял: пройдена половина пути, скорость поезда Андрея — две тысячи километров в час. Если скорость не изменилась, если Андрей не прибавил ее, то он впереди на двести пятьдесят километров.
И Степан перевел рукоятку почти до самого отказа, но, словно коснувшись раскаленного железа, отдернул руку.
В другой трубе туннеля со скоростью артиллерийского снаряда мчался поезд Андрея. В кабину быстро вошел Седых. Он совсем не сутулился, был, как некогда, огромен. Брови его стояли торчком.
— Ну что, Андрей, не собираешься ли в гонках участвовать? — нахмурившись, спросил он строго.
Андрей оглянулся.
— Простите, Иван Семенович, — спокойно сказал он. — Этот рейс — только испытание поездов и трассы туннеля, а не подводная гонка.
— Ну, то-то же! — пробурчал Седых.
Напряжение в Туннель-сити достигло наивысшего предела. Скорость поезда Степана все время колебалась, словно он на короткие промежутки времени давал отдыхать своему перегруженному мотору. Возможность догнать Андрея то появлялась, то исчезала. Никогда ни одно состязание не волновало так людей, как эта непонятная и удивительная гонка. Люди не интересовались, зачем состязаются эти два сверхскоростных поезда. Их занимала только одна мысль: кто будет первым?
Глава седьмая ПОБЕДИТЕЛЬ
Наклонившись всем корпусом, Степан писал на пульте прыгающие буквы и цифры.
«Разница — 100 километров. До материка — 500 километров».
Степан порывисто встал, с силой надавил на карандаш и переломил его. Воспаленными глазами обвел он приборы. Поезд несется стремительно вперед.
Едва ли признавался Степан даже самому себе в том, какие причины заставили его во что бы то ни стало обогнать поезд Андрея. Даже сейчас ему казалось, что он не расстается со своей несокрушимой логикой. Задумав привести свой поезд первым, он должен был сделать это любым путем.