Из Мурманска сообщили, что из-за короткого замыкания произошла авария на питающей подстанции. Приборы защиты, выключенные по приказу Степана Григорьевича, не сработали. Андрей Корнев сообщил, что у него в поезде все в порядке.
Почему же движется второй поезд? Ведь тока в туннеле нет. Эти вопросы задавали друг другу взволнованные люди, толпящиеся на перронах, у вокзалов или сидящие у радиоприемников, ловя экстренные сообщения.
Поезд Степана продолжал мчаться, убавляя скорость.
- По инерции, - пронесся вздох по толпе. - В туннеле нет сопротивления воздуха, а трение при больших скоростях ничтожно.
Степан полулежал в кресле водителя. Руки его свесились вниз, глаза устало следили за стрелками приборов.
Вдруг Степан вздрогнул, передернул плечами, как от озноба, выпрямился. Может быть, на мгновение в глазах его мелькнул страх… Поспешно он стал стирать рукавом все, что написал на белой мраморной доске пульта.
До Туннель-сити оставалось немногим больше сорока километров. Но скорость поезда гасла. Степан смотрел на стрелку спидометра, словно гипнотизируя ее.
Наконец, махнув рукой, он перестал стирать написанные цифры и сел глубже в кресло. Может быть, ему показалось, что поезд не дотянет до материка.
Только 40 километров отделяло его от Американского континента. Только 40 километров! 39… 38… Степан снова выпрямился, наклонился вперед. 36… 35…
- Еще… еще… - шептал он беззвучно. 34… 33… 32…
- Жаль, воздуха в туннеле нет… Впрочем, и здесь дышать нечем… нечем!
Он судорожно расстегнул воротник.
Осталось 10 километров… 8… Только 5…
Поезд еще двигался. Степан встал, прошел в купе, причесался перед зеркалом, смочил одеколоном лицо, помассировал морщины под глазами. Потом расправил плечи, выпрямил свою могучую шею и вернулся в кабину.
До воздушного шлюза осталось только два с половиной километра.
Замечательный накат!
Степан смотрел на медленно проползавшие стены туннеля, тускло освещенные аварийной лампочкой из кабины поезда. Стряхнув с рукавов приставшие пылинки, он сел в кресло водителя и взялся за рукоятку тормоза.
При въезде в воздушный шлюз пришлось даже притормозить поезд. Зажегся свет в кабине: ток в шлюзе был.
Поезд неподвижно стоял в шлюзе. Механизмы закрывали люк в туннель. В неудобной, деревянной позе Степан сидел перед пультом, держа руку на рукоятке контроллера малого мотора, предназначенного для небольших скоростей. Если главный мотор сгорел, то этот, во всяком случае, был невредим. Быстрым движением Степан смахнул со лба капельки пота.
Перед его глазами медленно опускался последний люк. Сначала он увидел мозаику свода американского подземного вокзала, потом замелькали подбрасываемые шляпы. Вот и машущие руки, головы, открытые рты…
Люди кричали, приветствуя его, Степана, первого человека, прошедшего всю трассу Арктического моста.
Толпа неистовствовала. Десятки рук тянулись к люку остановившегося поезда. Степана вынесли на руках. Его засыпали цветами. Оглушающий рев и свист толпы заставляли дрожать своды подземного вокзала. Рев двигался впереди и уже перекатывался по площадям и улицам Туннель-сити.
Герберт Кандербль, бесцеремонно раздавая удары направо и налево, пытался пробиться к кумиру толпы. Жужжали кинокамеры. Вспыхивали в рефлекторах лампы репортеров. Откуда-то появились юпитеры. Кинооператоры, стоя на спинах своих помощников, старательно фиксировали на пленку каждый шаг победителя.
Кандербль был уже близко от Степана. Наконец американец дотянулся до рукава Корнева и сильно дернул его. Улыбающийся Степан обернулся и кивнул головой, думая, что Кандербль приветствует его.
- К прямому проводу! - прокричал Кандербль. - Требует Москва!
Лицо Степана стало растерянным. Он хотел встать на ноги, но оравшие американцы еще выше подняли его. Напрасно Герберт Кандербль пытался объяснить, что мистер Корнейв должен разговаривать с Россией, с Москвой.
Наконец слово «Москва» подействовало. Степана торжественно понесли к стеклянной будке и поставили на ступеньки лестницы. Толпа продолжала реветь. Вдогонку Степану неслись телеграфные ленты, выполнявшие по традиции роль серпантина. Кандерблю едва удалось закрыть двери.