Жан-Клод закрыл глаза и обнял меня. Обнял крепко.
Натэниел стоял рядом с нами с неуверенным лицом.
— Так что мы можем сделать?
Жан-Клод посмотрел на него и улыбнулся:
— Очень практично, mon minet. Ты практичен, как наш Мика. — Он обернулся Реквиему: — В Лондоне начиналось так?
— Да. Одна из масок Арлекина умеет усиливать эмоции, связанные с желанием, — но только те эмоции, которые уже в нас есть. Поначалу это было очень тонко, потом стало сильнее. Честно говоря, то, что сегодня произошло с Анитой, у нас проходило незамеченным. Просто было такое впечатление, что все пары вдруг захотели довести отношения до физической вершины.
— А стало сильнее — это как? — спросил Натэниел.
— Не знаю, был это тот же вампир или нет, но они стали вмешиваться, когда мы использовали силы линии Белль. И похоть давала жуткие результаты.
— Жуткие — насколько? — спросила я.
— Ardeur в худших его вариантах.
— Черт, — сказала я.
Натэниел коснулся моих плеч, Жан-Клод раскрыл объятия и обнял нас обоих — я оказалась плотно зажата между ними. И тут как будто смогла перевести дух.
— Все лучше и лучше, — выдохнула я.
— Чем больше ты прикасаешься к основе своей силы, тем больше уверенности обретаешь против масок Арлекина. Поначалу, — сказал Реквием.
— «Поначалу» — в каком смысле? — спросила я.
— Кончилось тем, что нашего мастера мучили независимо от того, к кому он прикасался. Все, к чему он притрагивался, портилось, а всякий, кто касался его кожи, бывал отравлен.
— Отравлен чем? — уточнила я.
— Арлекин обратил наши силы против нас, Анита. Весь наш поцелуй состоял почти целиком из линии Белль Морт. И наш дар был обращен против нас, поэтому клинок вонзился глубоко, и нам пустили кровь.
— Элеонору и Родерика не мучили, — напомнил с дивана Байрон. Мы обернулись к нему, не разрывая объятия.
— Не так. Ее сперва так же доставали, как и нас. Ее так тянуло к Родерику, что она работать не могла.
— Но когда, как ты это назвал, нас охватило безумие, их оно пощадило, — сказал Байрон. И в его голосе слышалась сдержанная злость — или что-то к этому близкое.
Жан-Клод обнимал меня и Натэниела, а Натэниел обнимал его, так что стало трудно дышать — не от вампирских фокусов, а просто от тесноты. Жан-Клод чуть подался прочь, и Натэниел поступил так же. Жан-Клод подошел к столу, увлекая нас за собой, оперся на край, притянув меня спиной к себе. Натэниел сел на стол, не доставая ногами до пола. Но рукой он держался за руку вампира, будто боясь отпустить. Кажется, все мы боялись.
— Безумие — это что было? — спросила я.
— Трахались до отключки мозгов, дорогая.
Я стала думать, как бы это сказать прилично. Байрон засмеялся.
— Ну и физиономия у тебя, Анита! Да, секс — наша суть, и мы чертовски много им занимаемся, но ты же хочешь иметь выбор, да? — Он посмотрел мимо нас, на Реквиема. — Ты же не любишь, когда тебя лишают выбора, любимый?
Реквием глянул на него так, что у того сердце должно было застыть в груди, не то что слова на губах, но Байрон уже давно мертв, а мертвые сделаны немножко из другого теста, они покруче живых. А может быть, Байрону стало все равно.
— Реквием вдруг выяснил, что в меню есть мужчины. Правда, любимый?
Мурлычущая враждебность в его голосе граничила с ненавистью.
До меня дошел смысл его слов: когда Арлекин как следует перепутал им мозги, Байрон и Реквием стали любовниками. А Реквием с мужчинами не спит. Точка. Белль веками карала его за отказ ложиться с мужчинами. Отказать Белль Морт в чем бы то ни было — никогда не влечет за собой приятных последствий. Так что Реквием был на этот счет серьезен. Кто-то в команде Арлекина очень здорово умел манипулировать эмоциями. Так здорово, что даже страшно.
Я крепче прижала к себе руку Жан-Клода и потянулась к Натэниелу. Дотянулась до бедра, осторожно погладила его рукой. Оборотни вечно друг друга трогают, и я начала эту привычку невольно перенимать. Сегодня я не стала с ней бороться.
— Ты не должен был этого говорить, — сказал Реквием тихо и очень серьезно.
— А насколько тебя достает, что с Анитой у нас тоже был секс?
Реквием вскочил одним быстрым движением, взметнулся черный плащ, и стало видно, что под ним не так чтобы много надето.
— Стоп, — сказал Жан-Клод.
Реквием застыл. Глаза его горели синим огнем, поднимались и опускались плечи от бурного дыхания, как после бега.
— Я думаю, что вожделение — не единственная эмоция, которую умеет разжигать Арлекин, — объяснил Жан-Клод.