– Тебе не надо предохраняться? – прошептал он.
– Об этом не беспокойся.
Уже совсем стемнело, когда они вышли на Кертнерштрассе и двинулись в сторону Ринга. Вспыхивали впереди нарядные витрины магазинов; в уличных кафе сидели туристы, попивая аперитив. Приближался час, когда заполняются рестораны, публика съезжается в театры. Показался впереди фасад «Альбертины»: на белоснежном фоне галереи выделялся черный навес с золотыми буквами названия. Старый дворец Габсбургов выплескивал из окон электрический свет. В этом свете им открылась панорама потустороннего мира: на фоне зеленых боскетов, под нежной переливчатой радугой на колени кавалера присела девушка с тонкой талией, в напудренном парике. Кавалер губами прикасался к ее обнаженной груди, выглядывавшей из корсета; румяное личико дамы казалось одновременно лукавым и разгоряченным, розовели щеки, блестели темные глаза. Из-за зелени за парочкой подсматривал другой мужчина – в черной треуголке, отделанной золотым позументом.
– И тут Сомов! – воскликнул Костя, даже не поглядев на подпись под репродукцией в застекленной витрине. – Прямо-таки судьба! Сходим?
– Давай, – кивнула Вера. – Только завтра, сейчас уже поздно. Если хочешь, договорюсь, чтобы нас впустили до открытия.
– Ничего себе! Так можно?
– Можно. Мой отдел участвовал в организации выставки.
Вера не стала уточнять, что сама видела экспозицию несколько раз – в процессе расстановки и потом, на открытии. С куратором она провела много часов, обсуждая возможности доставки экспонатов из России, Франции и Америки; в последние годы цены на живопись Сомова взлетели, и музейщики, как и частные коллекционеры, боялись отсылать картины, несмотря на огромные страховые взносы.
Ко входу в «Медузу» вела лестница, покрытая ковровой дорожкой; гостей встречали швейцары в строгих костюмах. Их проводили наверх, усадили за столик перед окном, на котором горели свечи в натуральных морских раковинах. С одобрения Кости Вера сама выбрала вино, заказала ему обещанный шницель, а еще закуски, которые немедленно начали выносить с кухни. Ее немецкий звучал безупречно; Костя видел, что она тут далеко не в первый раз, поскольку с ней здоровались, как с постоянной гостьей.
– За твое путешествие, – подняла Вера бокал.
– Импровизированное, – улыбнулся Костя.
– Давно хотелось кому-нибудь показать город…
– Неужели больше некому? – Костя притворно воздел вверх брови. – К тебе не приезжают друзья? Родители?
– Друзей у меня нет, – бросила Вера чуть резко и, почувствовав это, поправилась: – Я же общаюсь в основном с коллегами. Им экскурсии ни к чему, они и так все здесь живут.
– А родители?
– Мама считает, тут нечего делать.
– Надо же…
Она явно чего-то недоговаривала, но Костя чувствовал, что настаивать не имеет смысла. В целом ситуация его устраивала, он тоже не горел желанием пускаться в откровенность. О чем рассказывать – о своем провале? Нет уж, он лучше помолчит. Рано или поздно правда все равно выплывет наружу, а пока можно просто наслаждаться вкусным ужином, вином и компанией красивой женщины.
Костя откинулся на спинку стула, выдохнул, глядя в окно. Темнота сгущалась, но небо, подсвеченное городскими огнями, оставалось синим.
– Я освободила на завтра день, – сказала Вера, – у нас с тобой большие планы.
– Посветишь меня?
– Пусть лучше будет сюрприз. Ты мне доверяешь?
– О да! – воскликнул он шутливо. – Целиком и полностью.
– Вот и хорошо. Как тебе, кстати, шницель?
Костя многозначительно указал глазами на пустую тарелку:
– Великолепно. Каждый день бы ел!
Вера уловила в его словах иронию.
– Это ты еще не пробовал тафельшпиц.
– Тоже местная кухня?
– Ага. Вареная говядина.
– И все? – изумился Костя. – Просто вареное мясо?
– Ну оно в бульоне. С овощами.
– Это меняет дело.
– Значит, в следующий раз попробуем. И кайзершмаррн.
– Дай угадаю – яйца? Всмятку или вкрутую?
Вера усмехнулась:
– Почти в точку. Бисквит крошат на кусочки и жарят с маслом и орехами. Подают со сливочным кремом. Обычно на завтрак. Рецепт самого кайзера, между прочим.
– Ну если кайзера… – протянул Костя. – Ему виднее.
– Но у нас с тобой будет завтрак не от кайзера, а от Троцкого.
– От кого, извини?
– Троцкого Льва Давидовича. Одно время он тоже жил в Вене, и было у него любимое кафе, куда мы и пойдем.
Покончив с едой, они пересели в кожаные кресла, заказали коктейли. Вере принесли черный матовый бокал с темно-красной жидкостью, в которой плавал цветок; Костя пил из стеклянной птички с соломинкой в хвосте смесь априкот-бренди с просекко. Опьянения он не чувствовал, да и откуда ему было взяться после сытного ужина с дьявольски, если честно, жирным шницелем из экологически чистой свинины откуда-нибудь с Альп?