– Фрау Эдлингер, вы не представляете, как я вам признателен! После той неприятной ситуации в России с Константином невозможно было выйти на связь, я знаю, что мои коллеги обращались и в русское Министерство культуры, и в агентства, но им почему-то препятствовали. Вы привезли его сюда, чтобы мы смогли с ним посотрудничать? В этом заключается ваш культурный проект?
– О нет, – рассмеялась Вера, – я просто хотела показать ему город.
Мейер прищурился:
– Обожаю ваш юмор. Так или иначе, я счастлив, что у меня будет работать господин Садовничий. Благодаря вам!
Он вышел из-за стола, обнял Веру, а Косте еще раз пожал руку.
– Надолго не прощаюсь! Сразу же сообщите, как прочтете контракт. Если будут поправки, мы назначим еще встречу и все с вами уладим. И я жду, жду вас!
Мейер вышел с ними в коридор, проводил до служебной лестницы. Застекленный подъезд смотрел на отель «Захер» с витринами знаменитого кафе на первом этаже, и Костя с Верой, перебежав дорогу, опустились в изнеможении на мягкий полукруглый диван, очень кстати оказавшийся свободным.
– А ты говорил, никому не нужен! – воскликнула Вера возбужденно.
– Да я сам в шоке, – выдохнул Костя, – я думал, он порасспрашивает, покивает, скажет что-нибудь ободряющее и отправит восвояси. А тут контракт! И прямо так, с порога… я даже сообразить не успел.
– Не успел, и хорошо. Начал бы кривляться: «Я, мол, знаменитость, не знаю, смогу ли выкроить время».
– Не, не начал бы. Я еще не такой прожженный. Годиков через пять – да, буду.
Они громко расхохотались; гости за соседними столиками посмотрели на несдержанную парочку с укоризной.
– Ну что, шампанского? – спросила Вера, отсмеявшись. – Это надо отметить.
– Давай!
Пробка с хлопком вылетела из бутылки, обернутой салфеткой, официант разлил шампанское в бокалы.
– За твой успех! И за будущие постановки! – провозгласила Вера.
– В опере говорят «той-той-той». Это вроде как «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить».
– Той-той-той! – повторила Вера за ним. – Но я уверена, все будет хорошо.
Они чокнулись краешками бокалов, так что по кафе разнесся нежный перезвон, и на них снова посмотрели соседи: теперь странная парочка еще и выпивает с самого утра. Остальные в «Захере» заказывали кофе и торт с тем же названием – пропитанный шоколадом, с шоколадной же надписью Zacher витыми буквами.
– Тебе обязательно надо попробовать, – Вера указала Косте на торт, – это же главное венское лакомство!
– Вообще, я сладкое не очень люблю, но давай, – согласился Костя.
Торт принесли на тарелках с золотыми вензелями, вместе с горкой взбитых сливок, которые тут полагались, кажется, к любой еде. Костя попробовал – да, правда вкусно, хоть и ничего необычного.
– А какая у нас дальше программа? – спросил он, отодвинув тарелку.
Вера откинулась на спинку дивана:
– Климт! Ты как?
– Согласен.
– Тогда в Бельведер! Тут недалеко, две минуты на такси.
– А где твой шофер?
– Отдыхает. Выходной по законодательству положен всем, ему в том числе.
Бельведер показался Косте очень светлым, кружевным, праздничным: солнце било в окна, и вместе с ним в интерьеры дворца вторгались подстриженные газоны, цветы и безоблачное небо, становясь как будто его частью.
Климта выставляли на втором этаже, куда Вера сразу и устремилась, не тратя времени на остаток экспозиции. Они надолго застыли перед «Поцелуем», в котором каждому виделось свое, невысказанное; в «Юдифи» Костя узнал Соню и сразу достроил в воображении свою отрубленную голову у нее в руках. Он не стал обсуждать этого с Верой, но Соня оказалась предательницей не только в бытовом, приземленном смысле этого слова – обманула, воспользовалась, извлекла выгоду, – она предала его еще и как художника, сыграв на самолюбии, внушив ложную уверенность и убедив, что ему достаточно творить, а она позаботится обо всем остальном. Позаботилась, ничего не скажешь! Чуть в тюрьму не угодил…
Месяцы домашнего ареста не прошли для Кости даром: он стал настороженным, пугливым, что раньше ему было категорически несвойственно. Взаперти у него впервые случилась паническая атака, после которой он стал тревожно прислушиваться к каждому вздоху, каждому удару сердца. Старался отвлекаться на работу, пока была возможность, но, когда остался без интернета и даже без телефона, отрезанный от мира, впал в настоящую депрессию.
Бывало, часами лежал на полу, раскинув руки-ноги в стороны, в позе звезды, таращился в потолок, изучая на нем географическую карту трещин и разломов, неровности швов между панелями, отходящую побелку. Раскладывал вокруг себя книги, бумаги, рабочую документацию. Уверенный в своей невиновности, мучился тем, что его считают мошенником и вором. Естественно, людям кажется, что не бывает дыма без огня, но он-то знает, знает, что не трогал тех денег, даже не представлял себе масштабов растраты.