Костя, ты сам понимаешь…
Ее письмо, смятое и выброшенное. Жалкое, как она сама.
Ника не заплакала, хоть и очень хотелось. Она села в электричку, помахала маме рукой из окна. Все три часа просидела ровно, как палка, глядя перед собой. Сразу подала документы в приемную комиссию, заселилась в общежитие, и, представляясь соседкам, сказала коротко:
– Вера.
Новое имя, новая жизнь.
Глава 9
– Мам, я прилетела. Как у тебя дела?
Вера звонила из «Рояла», куда опять поселилась – даже номер ей дали тот же самый. Татьяна Викторовна радостно ойкнула, воскликнула:
– Доченька! Когда ты зайдешь?
Вера прикинула, во сколько сможет освободиться из городской администрации, где у нее была назначена встреча.
– Думаю, к пяти освобожусь.
– И почему ты опять в гостинице? Я же говорила, живи у нас!
«Живи у нас» означало в бабушкиной квартире, где теперь появился новый обитатель – мама повторно вышла замуж.
– Спасибо, – сказала Вера, – мне в отеле удобнее. Я же не в отпуске. У меня командировка.
– Да-да, я помню, – заторопилась Татьяна Викторовна, – культурное наследие ЮНЕСКО.
– Оно самое. Я сегодня в администрации буду, потом сразу к вам. Хорошо?
– Конечно! Мы все ждем. Володя тебе передает привет.
Володей звали маминого мужа, появившегося в доме, когда Вера уехала в институт. Развод родители оформили вскоре после плачевного эпизода с проигрышем в казино. Работу Леонид Ефимович бросил и новую не искал. Несколько раз он пытался увидеться с Верой около школы, но Татьяна Викторовна как чувствовала – выскакивала во двор и прогоняла его. Вере было жаль отца, но мама с бабушкой целыми днями твердили, что он разрушил их жизнь, из-за него пришлось продать квартиру, он виноват во всех смертных грехах.
Устав мыкаться по чужим людям и кормиться случайными подработками, Леонид Ефимович прибился к бригаде, занимавшейся ремонтом. В городе строилось новое жилье, и услуги ремонтников пользовались спросом. Получаться стало не сразу, но все-таки он был не совсем безруким и постепенно освоился.
Роль прораба в бригаде исполняла Ольга – дама жгучей цыганской внешности с густыми кудрями, крючковатым носом и пышной грудью, похожей на нос корабля. Ольга в свое время закончила строительный техникум, сама работала маляршей, когда надо. Она положила глаз на интеллигентного Леонида Ефимовича – до этого у нее были только такие же работяги. Институтский преподаватель с извилистой судьбой, изгнанный из семьи, показался Оле лакомым кусочком. Она начала заботиться о новеньком: подкармливать в обеденный перерыв домашними котлетками и голубцами, ставить на задания попроще, чтобы не опозорился в очередной раз, совать в карман штормовки небольшие суммы сверх оговоренных.
Оля красила ногти алым лаком, носила шлепанцы на пробковой танкетке летом и сапоги на резиновом ходу зимой, обожала декольте и узор в горошек. В ушах у нее сверкали золотые кольца, на руках – перстни с малахитом и бирюзой. В общем, женщина была колоритная, и Леонид Ефимович, поколебавшись немного, сдался ей на милость.
Оля поселила его у себя, в частном доме на окраине, снаружи казавшемся скромным, но внутри таившим лепнину под золото, цветастые ковры и шелковые с блеском покрывала. Перебравшись к ней, Леонид Ефимович подивился тому, как зарифмовалась его судьба – домик все-таки появился. Оля жила одна, с маленькой собачкой неизвестной породы, которую называла дуся или сволочь в зависимости от настроения.
«Дусей» для нее быстро стал и Леонид Ефимович. Он подчинялся Оле бездумно, радуясь, что кто-то командует им и принимает ответственность на себя. По вечерам, покончив с делами, они заходили в кооперативный магазин в конце улицы и покупали там бутылку хереса «Массандра». К хересу Оля нарезала на тарелке яблоко, высыпала в вазочку конфеты и с двумя «дусями» – собакой и Леонидом Ефимовичем – садилась пировать.
Леонид Ефимович, к выпивке непривычный, сначала соглашался только на рюмку-другую. Потом втянулся, перешел с хереса на коньяк и крепкие настойки, которые Оля готовила сама – на лимонных корочках, березовых почках и еще бог знает на чем. Те забирали быстрее, расцвечивая жизнь новыми красками.
Оля забеременела, но, подумав, пошла в женскую консультацию и попросила аборт. Леониду Ефимовичу она объяснила, что ей с детьми возиться не охота, работы невпроворот, а у него дочь уже есть. Каждый месяц он получал от Оли раз навсегда оговоренную сумму и переводил на сберкнижку жене, для Вероники.
Когда дочери исполнилось восемнадцать, Оля выдавать деньги отказалась. Леонид Ефимович пошел к жене в школу, объяснить, почему переводы закончились. Татьяна Викторовна, поджав губы, выслушала его, и сказала, что ни копейки из его алиментов не тратила, а накопленную сумму отдала завкафедрой, которая помогала устроить Веронику в институт. Леонид Ефимович спросил, как она учится, где живет, и Татьяна Викторовна односложно ответила «хорошо» и «в общежитии».