Костя почувствовал, что у него дрожат руки, залпом выпил свое вино.
– Не мог Андреич так со мной! Врешь ты, Резник!
Сережа сочувственно толкнул его плечом:
– Ну правильно, вру. Ты и не слушай. Плюнь и забудь. Расскажи, что у тебя за границей наклюнулось? Серьезное?
Но Косте сложно было так вот переключиться; он схватился за телефон, хотел звонить Гуляеву, потом отбросил трубку, вскочил покурить. Немного пришел в себя, но желание рассказать Сереже про предложение Мейера растаяло, и захотелось напиться.
– Где тут бар какой-нибудь толковый? – спросил Костя. – Может, пойдем?
– Я не могу, работы выше крыши, – пожаловался Резник. – Провожу тебя и домой.
Бар располагался на Тверской; посреди зала там стояла настоящая ванна, и в ней, во льду, плавали бутылки и целые ананасы. Костя сначала устроился у стройки, опрокинул несколько шотов текилы, потом кто-то его узнал, пригласил за столик. Были самые длинные дни – середина июня, – и солнце долго не садилось; в половине двенадцатого, когда Костя вывалился на улицу, небо оставалось светло-синим, с оранжевым свечением от городских фонарей.
Он вызвал такси и, не думая долго, назвал адрес в поселке, где жил Андреич. По пустому городу проехали быстро, на Киевском шоссе таксист еще прибавил скорость, и вот уже Костя оказался перед раздвижными воротами Гуляевской дачи, на которых горели факелы-фонари. Только сейчас Костя заметил, что дача Андреича стилизована под средневековый замок, разве что рва вокруг и подвесного моста не хватало. За оградой толщиной с крепостную стену звучала музыка и шумели голоса, там, похоже, происходила очередная пирушка.
Костя нажал на кнопку интеркома, но калитка не открылась, а охранник ответил, что хозяева никого не ждут. Костя возмутился и позвонил опять, ему сказали не нарываться и ехать восвояси. Костя заколотил в калитку кулаками, закричал: «Открывайте, сейчас же! Игорь Андреевич, мне с вами надо поговорить!»
Створка ворот отъехала в сторону, но не для того, чтобы его впустить, – оттуда вышел мужчина в форме ЧОПа, бесцеремонно подтолкнул Костю плечом.
– Вам что сказано? Никого не ждут.
– Да я тут был тысячу раз, – возмущался Костя, – мне к Игорю Андреевичу!
– Его нет дома.
– Как это нет – я же вижу, у него гости. Скажите, приехал Садовничий, по важному делу.
– Нет у вас тут никаких дел, – охранник гнул свое.
Костя попытался нырнуть ему за спину и прорваться в ворота, но тот выставил руку, твердую, как камень.
– Слушай, мужик, ехал бы ты домой подобру-поздорову, а? – сказал он, дохнув на Костю табачной вонью. – Сказано же – тебя не ждали.
Костя в пьяной уверенности попер на него, набычившись и бормоча угрозы, охранник легонько его оттолкнул, и Костя полетел на гравий. Приземлился неудачно – проехался щекой и плечом по колючей гравийной крошке, расцарапался до крови. Охранник заботливо его поднял, поставил на ноги.
– Ну что, теперь понял? Давай-ка вали.
От неожиданности Костя даже слегка протрезвел, провел по лицу ладонью и увидел кровь. Охнул, закопался по карманам в поисках платка. Охранник тем временем вернулся в свою будку возле входа, ворота сомкнулись, и Костя остался перед ними один.
На этот раз такси пришлось ждать дольше, и он успел прогуляться по Крекшину, темному и неприветливому – для непрошенных гостей. В Москве он остановился в гостинице, и велел везти себя туда. По дороге попросил притормозить возле аптеки, купил хлоргексидин. У себя в номере встал перед зеркалом и понял, что ущерб не так уж и велик: пара царапин. Обработал их, чтобы не воспалились, постоял под душем. Выпил большую бутылку минеральной воды из мини-бара, уже собирался лечь спать, но зазвонил внутренний телефон.
– К вам гостья, – сказал портье.
– Кто? – удивился Костя.
– Софья Кауфман.
– Впустите, – со вздохом ответил он.
Соня тихонько постучала в дверь, Костя открыл и встал на пороге.
– Можно войти?
Соня была в вечернем платье, бирюзовом с золотом, и у Кости промелькнула перед глазами Юдифь с картины Климта, которую он смотрел в Верой в Бельведере.
– Что тебе надо? – спросил он, морщась – голова уже начинала болеть, обещая назавтра серьезное похмелье.
Соня сделала вид, что не слышит вопроса: заохала, ощупывая Костино лицо:
– Больно? Очень? Ты чем-нибудь промыл?
Костя убрал от себя ее руки, отступил в номер, и Соня вошла за ним.
– Зачем ты пришла? – повторил он настойчиво. – Я все знаю. Могла не утруждаться.
Соня встала, опираясь спиной о стену; тонкая лямка платья упала с одного плеча.
– Я там была, – призналась она. – У Андреича, когда ты приезжал.