— Иди на подоконник сядь, — быстро развернул он Энни и толкнул в его сторону, — Помогу.
Энни не стала спорить. Девушка села на подоконник, что был абсолютно ледяным. Протянув Райнеру одну ногу, она грубо попросила его не медлить, потому что хочет когда-нибудь в будущем иметь детей.
— Хорошо, что у меня не будет такой мамы, — насмешливо произнес Браун, с крайне сосредоточенным видом натягивая на ногу один из злосчастных сапогов. Покончив с ним, он поднял второй и весело взглянул на Леонхарт, — Хотя сегодня ты была, хоть и такой себе, конечно, но девушкой.
Энни не знала, можно ли было расценивать это за комплимент. И даже если да, ей до него было также, как до ежедневной утренней каши.
Никак. Хотелось убрать это от себя поскорей и уйти.
Браун, что слишком долго копошился с другим сапогом, пробуждал в Энни огромное желание просто взять и избить его. Она никогда особо не настроена на разговор с ним в дневное время среди остальных курсантов. Что уж говорить про ночь в душевой только в обществе друг друга.
В голову лезли всякие непристойные мысли. К примеру, как Энни ломает старый кран и разбивает им в мясо голову Брауна, мысли в которой были не всегда далеко понятны даже его близкому другу.
Энни давно заметила, что Райнер ведет себя странно. Словно…
— Все, — громко сообщил Браун и шлепнул Энни по ноге.
Леонхарт тут же вспомнила об Эрене и похожей ситуации с ним на тренировке. Тогда ей тоже такое очень не понравилось.
Но тогда почему-то все было гораздо приятней.
Энни спрыгнула с подоконника, проходя мимо огромного Брауна в сторону зеркала. Меньше секунды ей потребовалось взглянуть на себя, чтобы после развернуться и с отвращением сказать:
— До чего убогий вид.
Райнер громко хохотнул, но после вмиг стал серьезным.
Смена эмоций на его лице произошла с такой скоростью, что Энни даже немного испугалась.
Жуткий тип.
— Ты слишком много проводишь времени с Арлертом, — начал предъявлять Райнер, — Ты сама знаешь, что это нехорошо.
— Не надо рассказывать МНЕ о том, что хорошо, а что нет, — попросила девушка, не скрывая грубости в голосе.
Браун в два счета преодолел небольшое расстояние между ними, смотря сверху на Энни, казавшейся сейчас еще более маленькой перед ним, чем раньше. Браун чуть склонил голову и понизил голос до неприятного шепота:
— Если не сосредоточишься на деле, то провалишь всю миссию.
Энни распахнула глаза, зло сжала кулаки и ударила ими со всей силы в его грудь. Райнер пошатнулся, но устоял на ногах, сделав только более сердитое лицо.
Браун схватил Леонхарт за руку, грубо сжимая ее кисть и тряхнул, как провинившегося в чем-то ребенка.
— Может ты вообще уже забыла для чего мы здесь? Одни книжки, платья и Арлерт в голове?!
Райнер толкнул изумленную девушку к раковинам. Энни сильно ударилась об одну из них спиной. Боль, однако, не имела сейчас никакого значения. Леонхарт только смотрела на свирепого Брауна, который сжимал кулаки, точно борясь с желанием ударить ее.
Привести, очевидно, в чувства. Вот только Энни не понимала, как это может сделать человек, который сам полностью не себе?
— Ты чертов псих, Браун, — точно выплюнула эти слова блондинка, — Пошел ты.
Злость на лице Райнера сменилась полным непониманием. В голове эхом пронеслись несколько раз те же слова, только сказанные уже Жаном.
Парень спрятал лицо в ладонях и замычал. Запрокинув голову, он вдруг начал всматриваться в потолок таким взглядом, будто там находился сам Бог, который его сейчас спасет.
Спасет… От чего?
Кто их спасет?
— Ты явно не в себе, Браун, — вынесла короткий вердикт Леонхарт, глядя в пол. Почему-то было очень стыдно смотреть на этого парня.
— Энни…
Было ясно, как тяжело Райнеру давались сейчас слова. Энни казалось, что парня сейчас сдерживали тяжелые невидимые цепи, одной из которых его изобьют, если он выдаст хоть слово.
Иначе состояние Брауна никак нельзя было писать.
Энни из уважения к этому когда-то по-настоящему сильному человеку подняла на него глаза.
Райнер закусил губу, словно собирался сказать сейчас что-то непристойное.
Но он сказал то, что звучало как приговор.
— Мы воины, Энни.
Невидимые цепи, кажется, исчезли, позволив Райнеру принять другое состояние.
Губы парня расплылись в широкой улыбке, словно он сейчас сказал самую смешную шутку на свете.
Леонхарт, не сдержавшись, дала ему рукой по лицу. Удар, возможно, слышался на улице.
Браун зашелся в кашле. Может, она выбила ему зуб. Энни посчитала эту мысль возможной, идя к выходу.
Душу кошки не сгребли, а рвали, словно старую бумагу, на части.
У самого выхода Энни остановилась, пожелав вдруг обернуться к Брауну и добить его пинками. Райнер зло матерился, закашлял еще раз и выплюнул сразу несколько зубов в раковину.
Ничего. К завтрашнему утру отрастут.
Как и ее обычная неприступная ледяная стена вокруг души, от чего-то позволившая себе практически растаять. От чего?
Правда, может, с ее восстановлением можно будет подождать. Совсем чуть-чуть подождать…
— Последний месяц, Энни, — выдал Райнер тогда, когда уже девушка скрылась за дверью и сплюнул сгусток крови в раковину. Помрачнев, добавил:
— Последний месяц.
Комментарий к 9.
Эта глава далась мне просто кровью, потом и другими жидкостями. Самая большая, самая разносторонняя и самая сложная в написании. При этом я считаю, что она вышла достаточно неплохой.
========== 10. ==========
Громкие барабаны не менее громко извещали всех курсантов о начале.
Армин стоял сзади, горящими глазами смотря в спины сразу нескольким людям.
Энни и Эрен очень удачно стояли рядом. Сказывалось занятое место Йегера, идущее прямо за местом Леонхарт. Парень постоянно коротко оглядывался на девушку, что только сверлила глазами землю и думал о том, как он ей благодарен за все тренировки, советы, даже за все синяки и ссадины.
Ведь если бы не она, то возможно, он тут не стоял бы. Зеленоглазого даже не сколько не смущал факт о не влиянии успехов в рукопашке на итоговые оценки. Энни помогла ему много чем другим.
Йегер весь светился от счастья, освещая общую шеренгу десятки лучших не хуже главных фонарей. После него сразу стоял Кирштайн — чуть помрачней, но тоже довольный. За ним люди, которые не смущались ни чему и точно ели сдерживались от того, чтобы не затанцевать на месте.
За Энни обстановка шла спокойней. Кажется, первой четверке курсантов вообще было все равно на то, что они сейчас стояли здесь, почетные и уважаемые всеми. Эрен подумал, что именно эта обычная холодность и безразличие к всеобщему признанию и давало им такую силу. Леонхарт часто ему говорила, что эмоции — зло.
Армин, в народе, первая половинка Арлертхарта, так не считал. Он улыбался, стоя с курсантами, которые уже ничем не выделялись. В его душе не было место зависти или злости. Не было скорейшего желания уйти, пойти напиться и поплакаться, что не попадешь в знаменитую военную полицию. Нет.
Этот день был хорошим, например, тем, что теперь Армин может называть себя настоящим солдатом. Может, он бы не полностью соответствовал ему физически — что скрывать, телосложение не такое массивное, как у того же Райнера. Может, он был не таким сильным, как Микаса или решительным, точно Эрен. Он точно не был расчетливым, словно рожденный командир, как Жан. И ему не была присуща холодность, незаменимая в бою, что была у Энни.
У него был только военный билет, семьдесят четвертое, кажется, место и полная уверенность в том, что большего ему и не надо.
Рядом будут Эрен и Микаса. Жаль только, что Энни — нет.
Последний месяц они общались уже не так близко. Настолько не близко, что об Арлертхартах практически забыли, перестали шутить, а библиотеку начали закрывать слишком рано, ибо они перестали там вечерами засиживаться.
После выпуска Энни пойдет в полицию. Он последует за друзьями детства в разведку, точно конченый идиот и полный суицидник. Немножко неудачник.