И он все равно пребывал в хорошем настроении. Армин думал о том, как сегодня они с Энни поговорят, может, о чем-нибудь интересном. Поделятся впечатлениями о последней прочитанной книге. Армин не будет против сделать это второй раз.
Энни постоянно уворачивалась от вопросов, куда пойдет служить и, когда в последний месяц учебы она подошла к нему на лекции, сказав:
«Армин. Я собираюсь идти в полицию. Думаю, что наше общение стоит ограничить. Все равно придется расходиться.»
и впервые села за другую парту, Армин подумал, что это было ожидаемо.
Примерно на такой ноте закончилась их дружба, когда-то жалко пытающаяся перерасти в любовь. Дальше они только иногда разговаривали.
Очень мало. Очень редко. Энни таскалась всюду рядом с Райнером. Бертольд пытался пристроиться рядом, но у него не получалось. Армина это очень подбадривало.
Сегодня он хотел с ней поговорить побольше, подольше и желательно вдали ото всех. Может быть, она согласится провести всю ночь в казарме, куда вряд ли кто-нибудь сегодня вернется, и где он спрятал много новых интересных книжек. Хорошо будет, если они встретят вместе рассвет. Этого хватит напоследок.
Армин помахал рукой живо мотающему головой Эрену и невзначай перевел взгляд на Леонхарт. Она стояла, точно статуя. Холодная.
В небо резко взмыли много выпущенных птиц, сегодня символизирующих начало новой жизни, расставание с детством, а для кого-то настоящую свободу.
Армин хотел бы быть свободным. Он бы хотел поймать одну из них и спросить, как же стать таким же.
Но он точно не знает, что это за птицы. Не разбирается в них. Хотя, ему и не привыкать.
***
Приземлившись прямо на колени возле блондинки, Армин с почему-то беспокойным выражением лица взглянул на нее. Затем, глаза его вдруг блеснули, губы растянулись в слабой улыбке, а сам он протянул ей открытые ладони, на которых Энни только сейчас заметила что-то, что было старательно завернуто в пеленку, в какие обычно заворачивают новорожденных малышей.
Энни сначала подумала, что у Армина реально на руках какой-то малыш. Но, оценив его размеры, блондинка отбросила эту мысль и, ткнув непонимающе пальцем, точно маленькая девочка, спросила:
— Что это?
Армин услышал в ее голосе четкие нотки любопытства, которые очень редко пробивались в привычном безразличии Леонхарт ко всему происходящему. Арлерт улыбнулся еще шире.
— Это птенчик, — объяснил он, указав пальцем на выступающий желтоватый клюв.
Пеленка, в которую он был завернут, была просто белоснежной, возможно, даже тщательно выстиранной несколько раз. Но при этом все равно было сложно заметить этот маленький, похожий, скорей, на кусочек острой ветки, клюв.
— А он не задохнется? — вскинув бровью, спросила девушка. Кажется, заботливый Арлерт слишком перестарался с укутаньем. Остального туловища птицы вообще не было видно.
— Нет, — с уверенностью заявил парень. Затем, нахмурившись, он рассказал, как производил по дежурству уборку в медицинском кабинете, шел выливать ведро и услышал тихий, едва уловимый для человеческого слуха, писк. Он пробрался в кусты, уже примерно зная, что там увидит.
— Я тщательно осмотрелся, выискивал его гнездо, но ничего не нашел. Словно его просто кто-то взял и закинул к нам за стену, — говорил Арлерт.
Такое сравнение показалось Энни забавным. Она-то сталкивалась с подобной ситуацией и не считала, как Армин, такое предположение глупым. В этом огромном, необъятной мире, в котором сложно было найти начало и отыскать конец, возможно все.
— И я быстрей забрал одну пеленку, шел сейчас к Саше…
— Чтобы она тебе его приготовила? — усмехнулась Энни, не понимая, зачем вообще идти с любым животным к Браус. К этой сумасшедшей и дикой девушке, в чьих жилах текла настоящая охотничья кровь.
— Что ты такое говоришь? — даже возмутился парень. Он приложил одну руку ко лбу, полностью, очевидно, пораженный такому заявлению. Энни просто пожала плечами, не находя в своих словах ничего такого.
Ну, подумаешь, птенец. Даже если он очень милый, все равно это в первую очередь животное, коих даже в их небольшом лесе возле лагеря водятся пруд пруди.
— Саша просто выросла в лесу, имела дело со многими животными, — пояснил Арлерт. Энни чудом подавила в себе желание не пошутить про обеды и ужины, — поэтому она бы знала, что с ним сделать. И необязательно бы предложила его съесть.
Арлерт еще раз осужденно взглянул на Энни, после чего положил птенца в пеленке на землю. Энни присела на нее, даже с интересом наблюдая за тем, как Армин разматывает пеленку, являя ее взору крошечный комок, вблизи легко принимаемый за мягкую игрушку, а издалека — за яркое странное пятнышко.
Окрас у него был преимущественно черным, лишь грудка с вкраплениями желтого, посередине которой еще была темная полосочка. Птенец быстро заморгал черными глазками, лежа с, кажется, довольным видом.
Энни не могла это точно утверждать, ибо животные, а особенно птицы были последними в списке ее интересов. Но сейчас девушке хотелось осмотреть это крохотное создание поближе. Даже не испытывая никакой неловкости под пронзительным взглядом огромных голубых глаз Арлерта, Энни осторожно погладила птенца. Он был очень мягким, точно плюшевым. Оперение его еще не успело смениться с детского пуха на настоящие перья.
— Нравится, да, — как вердикт, вынес Арлерт. Энни отдернула руку и наигранно фыркнула, — Не надо тут! Я знаю, что нравится!
Сложно было это скрывать. Птенец и правда казался Леонхарт очень милым. Она, возможно бы, даже поддержала его сама в руках, если бы не боялась его реакции. В одной из книг, которые они с Армином недавно прочли, один из персонажей говорил, что дети очень чувствуют эмоции и хорошо различают хороших и плохих людей.
Все-таки, ее руки, с вечно грубой кожей от ударов, не такие как у Армина. Даже не смотря на то, что они тоже были не в идеальном состоянии, с обычными трудовыми мозолями, Армин сам по себе внушал полное доверие. Может, птенцу даже пеленка не нужна была. Теплоты этого парня хватило бы на целый рой.
— Здорово, Армин. Ты такой хороший человек, — сказала вдруг Энни, сама не понимая, зачем. Армин тоже не понял — он непонимающе захлопал глазами, перевел потом, зачем-то, взгляд на птенца. Он уснул.
— Ты тоже хороший человек, Энни, — сказал в ответ парень и положил руку на плечо изумленной Леонхарт.
Меньше всего на свете она ожидала таких слов. Даже от него.
Армин чуть сжал ее плечо, приблизился лицом ближе, растянув губы в очередной улыбке, слегка неуверенно, правда, спросил:
— Ты же поможешь мне с ним дальше?
— Как? — только ответила она.
— Не знаю. Но вместе — придумаем.
***
Энни ясно выбивалась из общей атмосферы. Как неожиданно упавшая снежинка на раскаленный и мягкий песок.
Все здесь светилось такой радостью, счастьем, ликованием, что Леонхарт не удивилась бы, если даже из ее кружки вдруг вылезла бы очередная рука с протянутым «Дай пять!»
Она устала отбиваться от курсантов, ставших неожиданно слишком открытыми и любезными. Ей даже хотелось сделать лицо кирпичом и встать в боевую стойку на остаток вечера. Но скорей, даже если бы они ее обходили, то напоследок наверняка за что-нибудь потерли, точно статую Короля на удачу.
Энни, что была всю жизнь далека от эмоций, никогда не могла понять, как людям удается менять их с невероятной скоростью. Вот, курсант какой-то со с 102, кажется, отряда — только на линейке брезгливо оттолкнул ее, точно подзаборную шлюху. А сейчас улыбался в лицо, спрашивая, как настроение.
Настроение? Да нормально. А как ты, вшивый лицемер?
Может, она преувеличивала. Сказывалась вообще, возможно, расслабляющая атмосфера и мысль о том, что тяжелая учеба закончилась. Или просто алкоголь все так раздобрил.
Энни отпила опять пиво из кружки. Впервые в жизни пьет. Впечатление от напитка, который оказался не таким противным и даже немножко приятным, было бы гораздо лучше, если бы она сидела где-нибудь одна. В казарме, хотя бы. Потому что даже этот спрятанный ото всех угол казался ей слишком открытым и буквально громко кричащим что-то вроде «Смотрите, я здесь! Давайте же, подойдите ко мне! Дай пять, дружок!»