— Тоже мне. Чем она вам всем так нравится?
— Нравится? — недоуменно переспросил Марло.
— Нравится, болван! Я же вижу, что куча парней на нее слюни пускают сзади, когда она мимо проходит, — медленно выходила из себя Хитч, резко хватая какую-то круглую баночку со стола. Марло понял, что это пудра, когда та полетела во все стороны. Парень, не сдержавшись, чихнул.
— Может, у нее сиськи, да жопа неплохие. Но в остальном, она полный крокодил и характером не принцесса, — все негодовала Дрейс. Марло отошел от нее подальше, надеясь, что там эта противная пудра его не достанет.
На их, по идее, общем столе он не раз видел кучу разных флаконов, бутылей, баночек и прочих бытовых предметов, только в красивой и иногда слишком яркой упаковке. Марло, как типичный парень во всех этих шампунях, бальзамах, кремах, тенях, пудрах и прочих женских продуктах не разбирался и не горел желанием разобраться.
У Энни не было ничего из этого. Ее запас уходовых средств может был даже меньше, чем у какого-нибудь парня. Наверно, если бы Марло по-настоящему интересовался ей, он бы только одобрил это, в очередной раз возмущаясь тому, как Хитч опять мажется всем, что попадется под руку.
***
Дежурства, неважно какие, стояли для Энни наравне с овсяной кашей и бывшими учебными лекциями. Еще с кучей других раздражающих вещей, но эти были самыми раздражающими.
Энни устало потерла рукой шею и облокотилась на стену. Рядом с ней находилось много заманчивых стульев, на которые можно было приземлиться, устав стоять на ногах вот уже два с лишним часа.
Вряд ли тот же Эрен поверил бы ее заявлению о том, что в военной полиции есть свои строгие порядки, за нарушение которых следует наказание. Правда, раз уж не предполагаемое всеми безделье, так свою тупость они оправдывали сполна.
Энни потопталась на месте, чувствуя тут же резкую боль в ноге. Леонхарт в очередной раз недоуменно подумала, почему им во время дежурств нельзя никуда садится. Даже во времена обучения Шадис не ставил их в такие суровые рамки.
Энни, правда, могла бы хоть весь день простоять. Хоть со сломанной ногой. Даже на раскаленных углях и босыми ногами. Легко.
Она же воин. Да, к тому же, чудовище. Наверно, все бы посмеялись, услышав, что оно устало стоять и хочет где-нибудь посидеть.
Вместе с ней сегодня дежурил один парень. Он был настолько же симпатичным, насколько очень смешным было его имя. Энни не могла его даже полностью запомнить и беспардонно сокращала, чему он, кажется, был не против.
— Ирак, — громко позвала она его. Такая же светловолосая макушка, почти как у нее, обернулась к ней с противоположного конца столовой. Энни своим зорким взглядом выхватила улыбку парня, а через секунду тот пошел в ее сторону.
— Что, милая? — уже надоевшим кокетливым тоном спросил блондин, останавливаясь напротив. Энни уже давно перестала закатывать на его открытый и жалкий флирт глаза. Ей только до сих пор было интересно, чем он вызван, и как она вообще могла привлечь его внимание.
Первая его попытка пристроиться к Энни Леонхарт закончилась плачевно — она на автомате ударила ему в нос, когда он подошел сзади и обвил руками ее талию. Вторая закончилась немного лучше — правда, он, наверно, потом долго отмывался от вылитой на голову мясной подливки. Третьей, не по традиции, не было. Энни не ждала ее, но точно знала, что та будет. И сегодня их поставили дежурить вдвоем.
Из всех прочих двадцати восьми курсантов Энни достался именно Ирак. Она не считала себя особо умной, но все равно понимала, что это легко могло было быть как-то подстроено. Может, он подкупил чем-нибудь офицеров — билетами на одно из популярных кабаре или стыренными у соперников карточными фишками. А, может, просто весь мир был против нее.
Ей, собственно, не привыкать. А Армин, наверно, во всем этом бы давно разобрался.
— Там никто сейчас не идет? — спросила Леонхарт. Большинство времени Ирак стоял возле входа и высматривал кого-нибудь из офицеров. Кажется, готовил что-то нехорошее. Энни было безразлично.
— Нет, не думаю, что кто-нибудь вообще придет, — беззаботно пожал плечами парень, одаривая Леонхарт самой соблазнительной улыбкой.
Энни показательно хмыкнула, подошла к одному из столов, наплевав на стул, села прямо на него. Ирак громко присвистнул.
— Я вижу, что ты у нас плохая девочка, — ухмыльнулся он.
Энни подумала, что этот самодовольный тип полностью прав в своем утверждении. Разве что, немного далек от настоящей истины. Или слишком вежлив на словах.
Энни развела руки в сторону, положив их на стол и немного откинулась назад. Девушка прикрыла глаза, не желая больше видеть перед собой напыщенную рожу Ирака. Она бы еще представила себя совершенно одной в пустой комнате, куда бы через открытые настежь окна проникали теплые солнечные лучи. На ней бы была удобная гражданская одежда.
Было бы здорово все это хотя бы просто представить. Вот только, воображение у Леонхарт плохое. Даже после всех интересных и, порой, невероятных книжек она все так же далека от фантазий.
Может, у нее просто одной совсем не получалось мечтать. Энни вспомнила, как рядом с Армином она забывалась обо всем и действительно думала, что время с ним самое настоящее, и суровой реальности вообще не существует.
Она не видела Армина уже почти месяц. Райнер, однажды выбравшийся к ней в Стохес, с удивительной любезностью сообщил, что Арлерт в порядке и не думает больше о ней. Энни обрадовалась его словам.
Она потом спросила об Эрене, зачем-то поинтересовавшись еще и его делами. Райнер не удивился этому и живо рассказал о нем, еще о суке Аккерман и о других ребятах; добавил еще, как гордится ими всеми и напоследок рассказал парочку забавных историй. Браун все такой же сумасшедший.
Недавно Энни снился родной дом. Она была на кухне, на которой отец готовил что-то вкусное; запах, по крайней мере, был просто божественный.
Энни казалось, что она стала еще ниже, чем обычно. Леонхарт перевела взгляд вниз, заметив на себе юбку, а немного после поняла, что это платье. Светло-голубое, легкое и воздушное. Во сне оно Энни правда нравилось.
Папа пригласил ее за стол, говоря, что ей уже пора ужинать. Энни села прямо в центр, в нетерпении хватая в одну руку вилку, в другую — нож, раскачивая быстро ножками, не достающими до пола и ожидая еды. Пахло очень-очень вкусно.
Перед ней поставили большую тарелку, накрытую крышкой. Энни удивленно подняла брови, непонимающе смотря на отца, который только попросил ее поторопиться. Дальше у них обоих были какие-то важные дела.
Леонхарт беззаботно пожала хрупкими худыми плечиками, хватая крышку и удивлясь тому, какая она тяжелая. Она не удержала ее в руках, уронив на пол. Та с громким мерзким грохотом приземлилась.
Еда на ее тарелке была более мерзкой. Размером с червей, множество людей были собраны вместе, наполовину перемолотые и перемешанные в кашу. Ярко-красную и сильно пахнущую ржавчиной.
Энни точно не помнит, что было потом. Вроде бы она громко заплакала и попросила отца убрать это от нее. Он, вроде, посыпал еще овсяными хлопьями сверху, строго говоря, что это полезно и он о ней только заботится.
Дальше, платье на ней буквально растаяло, и на ногах появились белые штаны с очень грубой тканью. Потом, к ним потянулись одни лишь руки и начала напутывать сверху кожаные ремни. Светлая девочка все плакала и просила вернуть ей прежнее красивое платье.
Отец сердился и возмущался тому, какая непослушная у него дочь. Говорил о воинах и всей родной Марлии в целом. Эхом пронеслись слова Армина о заботе, что он когда-то дал, а дальше зачирикала птичка.
Леонхарт распахнула глаза, понимая, что погружается в этот кошмар снова.
Он слишком яркий. Слишком страшный. Слишком настоящий.
Ирак рядом даже обеспокоенно поинтересовался, все ли с ней хорошо. Энни не скрыто буркнула о том, что плохо спала.
— Ты знаешь, малышка, — наглость в его голосе превышала все допустимые пределы, — тебе нужен кто-нибудь, с кем спать будет никогда не страшно.