Мужчина встал со стула, подошел к небольшому шкафу, все полки которого были полностью наполнены книгами. Армин добро позавидовал. Взглянул на верх. Тут же обомлел, видя прямо над шкафом и головой высокого Смита длинную выпуклую рамку, за которой было спрятано ружье. Не такое, из которого он нередко стрелял в кадетском корпусе. Это ружье было по-настоящему необычным — чего стоила только красивая резьба на прикладе и его темно-синий цвет.
Действия командора Смита, правда, были более необычными. Мужчина вытащил пару книг, бесцеремонно бросая их прямо на пол и протягивая в освободившееся место руку. Через секунду он вынул ее, держа в той бутылку с каким-то алкоголем.
Арлерт завороженно вглядывался в ярко-красную жидкость, когда Смит открывал бутылку, с легким шумом кладя деревянную крышечку на стол.
— Сэр… — очнулся он только тогда, когда на столе каким-то образом появилось еще две рюмки. Смит налил в каждую, в последнюю, правда, поменьше. Ее он протянул изумленному Арлерту, с вопросом взглянув на него.
— Нельзя пить на рабочем месте, — произнес Арлерт. Смит насмешливо покачал головой, удивляясь строгости в голосе парнишки. Мужчина опрокинул свою рюмку, тут же сморщившись и хрипло ответив:
— В такое тяжелое время можно все, Армин, — голосом человека, познавшего все прелести жизни, ответил Смит. Армин, хлопая большими детскими глазами, смотрел на свою рюмку и даже не решался взять ту в руки. Эрвин поймал его неуверенность, — Не волнуйся. Можешь пить. Выговор не сделаю.
— Нет, не стоит, — тихо ответил Армин. Смит закинул руки за голову и обреченно начал рассказывать:
— По тебе, солдат, видно, что ты еще особых горестей в жизни не знал. Не то что мы, старые ветераны… Столько прошли. И продолжаем…
Армин слушал командора внимательно, полностью поддавшись его наигранной печали в голосе. Смит также наигранно спрятал лицо в ладонях, удрученно продолжил:
— Такие, как мы даже не могут нормально жить. Ни одни, ни с кем-то еще. Слишком тяжело жить с мыслью о том, что все может оборваться в любом момент. Слышал уже от товарищей о том, как, наверно, тяжело сейчас капралу Леви?
Армин не мог не слышать о нем и его потерянной любви в том лесу**. Он, правда, ушел от яро обсуждающих его потерю товарищей, считая, что такое не должно обсуждаться в принципе. Затрагивать чужое горе просто некрасиво.
Но Смит ни капли не смущался своим словам, дальше говоря:
— У меня когда-то тоже была любовь… Девушку эту звали Мари, — сказал Эрвин, тепло улыбнувшись своим воспоминаниям. И тут же грустно добавляя, — Я ее потерял.
— Сожалею, сэр, — искренне посочувствовал Армин, чувствуя себя явно не своей тарелке от такого разговора.
Интуиция ему не тихо подсказывала, а громко орала, что этот разговор ни к чему хорошему не ведет. Смит, опрокинув без разрешения рюмку Армина, спросил:
— А ты уже влюблялся, Армин?
Армин зашелся краской до ушей. Командор, должный в этой ситуации вести себя расслабленно и весело, на деле открыто помрачнел и загадочно добавил:
— Или любил? Или, верно, любишь?
Армин затаил дыхание, не решаясь двигаться. Хотя очень хотелось быстро убежать и как можно дальше. Энни в голове одобрила его мысли, шепотом в ухо прося сделать это. Сделать.
— Потому что, как я понял из всей жизни, ни одна сила в мире, кроме любви, не может заставить человека скрывать даже самую важную для человечества информацию.
Армин резко вскочил на ноги, больше не в силах терпеть эту нагнетающую обстановку. Хотя, она уже закончилась — Смит открыто выдал все карты.
Энни сделала ставку на Арлерта.
Командор Эрвин только с интересом думал, как Арлерт будет выпутываться из такой ситуации. Что он сделает, как поступит. Окажется ли настоящим дезертиром или ничтожной крысой. Армин прерывал по-настоящему серьезные размышления мужчины, быстро говоря:
— Я понятия не имею о чем вы, сэр. Но вы меня уже пугаете.
Днем он думал, что довел шкалу ненависти к себе до максимума. И тогда бы ему даже в голову не пришло, что сейчас, уже достаточно поздним вечером, он будет стоять перед самим командором легиона и нагло врать ему, прекрасно понимая, чем обернется для Эрена и всего человечества его вранье.
Арлерту хотелось лезть на стену, оставляя Смита на полу. Уйти следом подальше от реального мира в мысли, где ждала Энни Леонхарт, такая, какая запомнилась ему за все их знакомство. Ни капли не чудовище, ни слишком хрупкая девочка. Обычная Снежная Королева.
И он ненавидел себя за то, что не переставал думать о ней. Он считал число погибших в той вылазке, слушал слова Микасы о тяжелом будущем Эрена и думал о чертовых ледяных глазах. Чертовой Леонхарт.
Голос его дрожал и неуверенность выходила из него раньше любых слов. Эрвин испепеляюще взглянул на блондина. Арлерт, точно последнее ничтожество, отдал честь. Взрослый ребенок надеялся, что это как-то сгладит враждебный настрой Смита. Может, умилит.
Командор только печально подумал о правдивости своего изначального предположения, возникшего еще тогда, когда он просил Аккерман позвать Арлерта к нему. Смит был замечательным командором. Не случайно, он вообще был им назначен. Его блестящие планы могла превзойти только его способность видеть людей насквозь.
Хотя, если не утверждать так прямо…
— Армин, достань, пожалуйста, ружье, — Смит снова стал верным другом и юным пареньком. Он напомнил выбитому из колеи Арлерту рукой, где оно находится. Глупым голосом добавил, — Рамочка открывается.
Армин на ватных ногах подошел к шкафу. Пришлось встать на цыпочки и потом еще подпрыгнуть, чтобы дотянуться до небольшого засова рамки и распахнуть ее, как открытую книгу. Армин чуть не уронил ружье, когда доставал его и ели удерживал в руках, неся к столу командора. С грохотом уронил, тут же извиняясь.
— Ничего, — спокойно ответил Эрвин, проводя рукой по оружию. Еще спокойней добавил, — Думается, ты будешь извиняться потом не за это.
— Что? — непонимающе пискнул Арлерт и увидел, как Смит схватил ружье в руки и наставил на него.
Армин резко поднял руки вверх. Не смотря на то, что лицо его исказилось в страхе, по глазам хорошо было видно, что блондин до сих пор далек от реальности и, возможно, вообще не понимает, что происходит.
— Возьми, — непривычно мягкий голос Эрвина ясно звучал, как приказ. Армин выполнил его и сейчас, ели держа ружье в руках, он тихо заскулил, слыша дальнейший приказ мужчины наставить теперь оружие на него.
И стрелять.
— И ты можешь потом идти. Куда хочешь, — просто сказал Эрвин. Армин весь дрожал, но умудрялся крепко держать ружье в руке. Он не понимал, зачем вообще это делает, но не мог заставить себя его отпустить.
Оно словно приросло к его рукам и стало их продолжением. Как чувство вины, которое, наверняка, всю жизнь испытывает человек, отнявший другую жизнь.
Двойная дилемма. Слишком жесткая. Армину не нравится.
— После того, как убьешь меня, ты обойдешь солдат и сбежишь в город, — продолжал говорить Смит, откинувшись назад, — А потом доберешься до того человека, который сидел в той бабе и убережешь его от возмездия. Даже если он находится в другой стене или вообще за ее пределами, ты все равно сможешь это сделать. Ты же любишь его.
Смит сам кивнул за Арлерта головой. Было очень интересно, о чем сейчас думает этот мальчишка.
Было действительно обидно, что из всех возможных не очень верных солдат, именно этот находчивый и умный парень оказался предателем. А ведь Эрвин даже когда-то шутливо заявил Ханджи, также сидя за рюмками, но в гораздо более приятной обстановке, что был бы рад такому приемнику. Такому будущему командору.
Может, Армин бы действительно мог им стать. Если бы ему не мешали эти ненужные чувства. Обидно, что еще на обучении не предупреждают о том, как они мешают в дальнейшем бою.
В этой страшной и вечной войне не было места утешениям, заботе и любви. Не было.
И Арлерт это знал.