Два — и я врубился во что-то жесткое.
Три — и… Планка упала в раз. Хватаюсь за дужку кровати и рву когти пояснять, что слать меня на хуй, да ещё и швыряться в казарме офицерами — неебический моветон. Дужку отобрали и повисли на руках. Причём — что у меня, что у него. Он этих дужек видел-перевидел за службу, так что ни хуя его это не испугало, в общем-то.
Вадим, как всегда, узнал об этом без моей помощи и сказал только следующее:
— Я своё слово ротного ради твоего авторитета рушить не буду, иди работай.
Бабу при передаче роты, в виде дембельского аккорда, зародил какое-то невъебенное количество аллюминиевых котелков, за что ему было обещано уйти на дембель первому. Вадим и отправил его на дембель, невзирая на такой косяк, как посылание в хуй комвзвода. Правда, потом мне Егор говорил, что, получив документы у ротного, Бабу потирал челюсть и называл меня пидорасом и стукачом.
Вадим ушёл, предварительно дня три тщательно рассказывая и показывая, как и что, а главное, в каких случаях мне нужно делать. Половину прослушал, считая себя уже опытным начальником после Безречной. Молодость не зря на одну букву с мудаком.
Потом ушёл в отпуск Денис. Ушел, швырнув с отпуском Егора.
Егор.
Егор не то, что охуел, он просто был в шоке дня два. Отказ подчиняться практически полнейший. Залез в каптёрку и не выходил. Жратву ему таскали, или своё было, не знаю, может, и не жрал совсем, но хватило ума не дёргать. Сам пришёл в канцелярию.
— Созрел?
— Угу. Снимайте меня со старшин. На хуй ничо не надо… до весны прослужу, и по хуй.
— Я так понял, это из-за отпуска?
— Вы не понимаете… он обещал…сука…
— Кустаревский, давай, ты при мне так об офицерах больше не будешь… хоп?
— Я домой написал… меня там ждут… на хуй мне эти лычки теперь… бегал, как мудак, чтоб домой… на побывку…а он меня просто кинул… я что? Гандон? Не нужен стал, и в помойку? Сука он…
— Кустаревский, либо ты мне тут прекратишь истерику, и мы поговорим… либо пиздуй назад, откуда вылез… мне работать надо.
— Да ладно… работать… в роте пьянка намечается… потому и пришёл… хуй с ним, с пьянкой… молодых гасить будут… завтра… вы б не уходили никуда.
— Воробей??
Егор улыбается и пожимает плечами. Смотрит в глаза. Я принимаю решение пробить ему отпуск хотя бы на пять дней. (день туда, день обратно, три на пьянку… вместо обещанных десяти, конечно, херня… но всё же).
— Поможешь?
Егор смотрит в стену.
— Снимайте со старшины меня, товарищ лейтенант. А Воробей… — смотрит на меня, — у меня с ним свои… тёрки…
— Я думаю, тебя комбат не дал отпустить… из-за меня… я ведь один остаюсь… Батон не в счёт… зампотех увольняется… да сам видишь, его в роте и не бывает.
— Я знаю, что комбат… но мне дали слово…
— Я тебе слов не давал.
— Поэтому я и пришёл.
Егор уехал в отпуск через неделю. Я дал слово комбату, что не выйду из казармы, пока не вернётся старшина. М-р Добрянский читал мне лекцию часа два о том, что солдат нельзя покупать ништяками, и я делаю ошибку. Я настоял на своём. И ещё через неделю Егор был мой. Без него я бы не справился с ротой… точнее, справился бы, но это было бы сложнее. Гораздо.
Пьянку в роте предотвратили достаточно легко. Кустаревский просто разбил всю водку, я заставил его написать бумагу об обнаружении неизвестно чьей водки, и якобы на этом фоне выбил ему отпуск. Дембеля озлились и вынесли из моей канцелярии ротный запас сигарет. Вынесли, воспользовавшись ключом Батона. Я впервые бил офицера. Батоновы очки, клееные-переклеенные, разлетелись вдребезги. Стекло воткнулось в переносицу. Он визжал и уёбывал от меня по казарме под ржач бойцов, а я видел всё происходящее сквозь красное марево бешенства, и, напоровшись в погоне за Батоном на Воробья, кинулся на его ухмыляющуюся рожу. Вторая серьёзная драка с обоюдными потерями. Мне разбивают нос, а я неплохо даю в челюсть.
Комбат убирает Батона в кочегарку и закрепляет этот объект за мной. Обещает дать пиздюлей за поднятие рук и ног на офицера. С Батоном он вообще брезгует разговаривать.
Отправляю Егора в отпуск.
А потом бойцы устраивают мне тёмную.
Выхожу из канцелярии, где-то в час ночи, на предмет убывания в общагу, чего-нибудь пожевать найти. Вроде бы как, по слухам, в ДОСах свет есть.
День был трудным… рота шла вразнос. Молодёжь явно попадала меж двух огней. С одной стороны я, с другой — дембеля, начавшие откровенный саботаж. Федору, похоже, накатили в бубен. Молчит. Егор два дня как уехал. Опираться не на кого.