– А вот я, – сказал Зарудный, когда камера прошлась по лицам ребятишек из средней группы. Лидка рассеянно кивнула:
– А я уже забыла об этих кассетах… Там еще день рождения есть, Новый год…
Смотреть на детей дольше двух минут оказалось противно. Как будто это не собственное Лидкино прошлое, а совершенно чужие, незнакомые, раздражающе глупые дети. Эти круглые щеки, короткие ноги, большие головы…
– Когда твой отец вернется? – спросила она, поглаживая диванный валик.
– Не знаю, – отозвался Славка после паузы. – Никогда не знаю… А что?
– Ничего, – Лидка вздохнула. – Знаешь, в сегодняшней «Деловой газете» большая статья про… этих. Которые апокалипсис предсказали.
– Опять?! – насупился Славка. – Елки-палки, ты все еще считаешь? И сколько там осталось, семьдесят два дня?
– А ты откуда знаешь? – после паузы спросила Лидка. – Считал?
Славка смутился. Покраснел до ушей и разозлился, как блоха:
– Делать мне нечего, только вот дни считать!
– Но ведь считал, – сказала Лидка тихо.
Славка фыркнул:
– Только отцу не говори. Засмеет.
Галдели противные дети на экране. Славка откинулся на диване и поджал под себя ноги; Лидка смотрела на него, и ей не верилось, что вот этот самый парень сперва безумно ей нравился, потом пугал, потом вызывал отвращение. Почему-то его насмешки не задевают ее, его похвалы ей не интересны… Он скажет: «Ты дура» – она и не почешется. Но вот если сказано будет «Отец сочтет тебя дурой»…
Сейчас Славка пойдет на кухню и принесет кофе с мороженым. У Зарудных потрясающе вкусный кофе. И удобный кожаный диван. И отличный видик.
– Выключи, – махнула она рукой в сторону экрана, где водили хоровод семилетние Лидкины одноклассники. – Давай фильмец какой-нибудь новый… у тебя ведь есть?
– Конечно. – Славка воодушевился.
Интересно, а ведь сына депутат Зарудный тоже, наверное, убедил. Стоит, мол, сделать вид, будто ничего не произошло, и скоро все в это поверят, а еще через некоторое время окажется, что и на самом деле ничего, ничегошеньки не случилось…
И теперь даже завучиха приветливо улыбается Лидке. Даже математичка все забыла. Даже техничка не хихикает вслед. Умный человек Славкин папаша, не был бы таким умным – не был бы советником…
Щелкнула, открываясь, входная дверь. Лидка встрепенулась. Так, без звонка и предупреждения, сюда приходит только хозяин дома.
Лидка поднялась.
– Надо, наверное, поздороваться?
Славка тоже встал.
– Погоди, я сейчас посмотрю. Может быть, он загруженный, тогда его не стоит трогать…
И вышел. Лидка снова плюхнулась на диван и вытянула ноги в мягких комнатных тапках.
Игра в детскую дружбу, игра, в которую она втянулась помимо своей воли, имела, кроме странностей, множество плюсов. И подобревшие лицейские грымзы не были самым жирным из них.
Самым жирным плюсом был Славкин отец. Если он приходил с работы раньше полуночи. И если приходил не «загруженный».
– Лидка! – позвал Славка из коридора, и уже по голосу она поняла, что просмотр фильма не состоится. – Все в порядке, батя вполне «в себе», сейчас только выйдет из душа…
Лидка мельком глянула на себя в зеркало.
Об Андрее Игоревиче Зарудном ходило множество слухов, иногда скверных, иногда просто гадких. Лидка прекрасно понимала, что человек, находящийся при власти, не может обойтись без многочисленных недругов и врагов, гирляндой навешенных ему на шею.
Одна излишне смелая газета вынуждена была закрыться – после того, как депутат Зарудный, упомянутый в одной из статеек, подал в суд и выиграл процесс «о защите чести и достоинства». Прочие обитатели «бульваров» так далеко не заходили, покусывали депутата как бы невзначай, исподтишка и по первому же требованию печатали опровержение. Тем временем мощные проправительственные издания не жалели газетной площади под умные статьи Андрея Игоревича, раскованные интервью с ним и огромные фотографии тонкого волевого лица. Депутат Зарудный был на пике своей известности.
Или на подходах к нему.
Ведь говорят – и говорят все громче, – что именно Зарудный станет следующим Президентом. Вот было бы здорово, у Лидки Сотовой – знакомый Президент!
Лидка сама себе не хотела признаваться, что короткое знакомство с выдающимся человеком льстит ей. Что только из-за этого она ведет игру с опостылевшим Славкой, смотрит видик на кожаном диване и пьет кофе с мороженым. Ради такого вот счастливого случая: депутат вернулся рано, не особенно «загружен», не прочь пообщаться с сыном… Ну и с гостьей сына, по счастливой случайности оказавшейся рядом.
Розовый после мытья, депутат был облачен в просторную домашнюю рубашку. Влажные волосы стояли торчком – как в тот морозный день, когда Лидка впервые заговорила с Андреем Игоревичем. Когда ждала упреков, завуалированных оскорблений, да пес знает чего ждала…
Подумать только! Если бы не та встреча, вполне возможно, она поперлась бы со Светкой в пригород и влипла бы в историю, в один из этих молодежных «витков», в котором, если застукают, без разговоров берут на учет в психдиспансере и пичкают таблетками. Это сейчас. А тогда, зимой, про «витки» еще не знали.
Славкин папа еще тогда рассказал ей про устройство этих «витков». И про мерзавцев, которые их «завивают». И Лидка сразу ощутила себя взрослой, умудренной, такую на мякине не проведешь…
Хорошо, что дурочка Светка только один раз сходила на «виток». И что ее не засекли.
Эх, если бы у лицейской директрисы помещалась в голове хотя бы половина того ума, которым наделен депутат Зарудный! Впрочем, тогда бы она оставила лицей и подалась в политику…
Лидка улыбнулась своим мыслям.
– Как успехи?
Успехов не было никаких. Из двоек Лидка вылезла, но из троек выбраться не удавалось. Интерес к учебе сгинул напрочь – впрочем, как и у большинства Лидкиных одноклассников. Все эти колбочки, уравнения и диктанты казались такими мелкими, такими ненужными, такими незначительными на фоне надвигающейся катастрофы. «Потом, – говорили себе вчерашние отличники. – Как-нибудь потом. А то ведь неизвестно, как все сложится, зачем же морочить себе голову раньше времени?»
В особенности отлынивали девчонки. Их объяснения звучали, как музыка: три-четыре года после мрыги можно считать вырванными из жизни. После родов, говорят, женщина теряет половину интеллекта, стало быть, кто родит двоих, поглупеет вовсе. А там – пеленки и горшки, минимум три года пройдет, прежде чем обоих младенцев можно будет отдать в ясли. Что останется в голове после такого перерыва? Какие уравнения?!
Лидка улыбалась и кивала. Ну прямо-таки гимн жизни! Все девчонки верят, что переживут апокалипсис, все они собираются жить ПОТОМ и рожать этих, как их, детей…
Девчонки убеждали одна другую. Слишком жарко. С чрезмерным пылом. Будто стараясь подавить собственную преступную неуверенность.
Девятое июня…
В двести пятой, Лидка знала точно, давно никто не учится. Кое-как ходят на уроки, играют под столами в карты, на спор «доводят» учителей. Учителя по возможности мстят. Светка говорит, что их классный журнал в последнее время просто красный от двоек. Что никого не удивить синяком от учительской линейки. А наиболее отпетых физруки ловят и лупят в запертой тренерской…
На уроках твердили про «основу знаний», «прочный фундамент», про «взрослую жизнь», которая наступит в следующем цикле. Лицеисты вздыхали и переглядывались. Ну, мальчишки – ладно. Мальчишки могут сразу после лицея где-то учиться и где-то работать. Вон, Рысюк, например, уже получил студенческий билет…
Хотя многие на его месте поостереглись бы. Хотя бы из суеверия. Потому что жители погибших городов тоже строили планы на будущее. Да и при самом обыкновенном апокалипсисе всегда находятся неудачники, которым так и не удается добраться до Ворот…
Лидка вздохнула.
– Что, тяжело? – тихо спросил Андрей Игоревич. Она молча кивнула.
– Понимаю, – сказал Зарудный после паузы. – Первый апокалипсис всегда трудно. Впрочем, второй не легче, поверь. За детей бояться даже страшнее.
Лидка мельком взглянула на Славку. Тут же отвела глаза. Раньше ей почему-то не приходило в голову, что за этого оболтуса можно бояться. И что ее родители боятся за нее, за Яну, за Тимура…