– Чего он хотел? – спросила София.
– А?.. Ничего. Тебя это не касается. Оставь меня.
– Меня касается наш город…
– Оставь меня! – рявкнул Феон так громко, что кот на руках Софии дернулся, спрыгнул на пол и исчез под столом. На мгновение жена раздраженно нахмурилась, потом повернулась и медленно ушла в спальню.
Феон подошел к сундуку и вытащил флягу вина. Он не собирался пить вино, если гость не присоединится к нему. Теперь, оставшись в одиночестве, он, наверное, выпьет все сам. Феон сел, сделал глоток и уставился на доску. Она была изысканной, самым красивым и дорогим предметом, каким он когда-либо владел. Однако турок подарил ее, будто никчемную безделушку… Нет, подумал Феон, глотнув еще вина, Хамза прекрасно представлял ее ценность. И полагал, что знает цену Феона. Уравнял цену доски и человека. Он забрал только кости. Но оставил на их месте слово.
– Предатели, – прошептал грек.
В ногу что-то ткнулось. Ульвикул. Он терся, мурлыкал. Феон схватил его, развернулся к открытому окну и швырнул туда кота.
Глава 5
Маски
Рагуза (Дубровник)
Начало декабря 1452 года
Женские крики были вполне обычным делом на улицах Рагузы.
Необычным было то, что́ кричала женщина. Проклятия на османском, языке турок. Прежде чем ей заткнули рот, женщина предлагала нападавшим совершить извращенный акт с верблюдом.
Григорий улыбнулся, однако решил выбрать другой путь к дому. Потом остановился, посмотрел на мостовую. Его редко волновали подобные вещи. Но минувшую ночь он опять провел в таверне, в одиночестве… и сейчас внезапно решил, что хочет дослушать, чем закончится проклятие.
Далеко идти не пришлось. Он услышал болезненное ворчание, потом мужской голос прошипел:
– Будь ты проклят… да держи же ей ноги!
Григорий прижался к стене, выглянул, отпрянул.
Пятеро, включая их добычу. Женщину прижимал к земле самый крупный, одной рукой обхватив ее за грудь, второй затыкая рот. Она дергала ногами, пытаясь пинаться, и явно небезуспешно.
Григорий задумался. Четверо мужчин. Все молоды. Он выскочит быстро, из темноты. Четверо – не самый плохой расклад, ему доводилось встречаться с худшим. Однако он мешкал. Какое ему дело до насилия над какой-то турчанкой? Даже если удастся помочь, его могут ранить, и это помешает выполнить задание, которое должно изменить всю его жизнь. Зачем рисковать своим будущим? Для чего? Инстинкт велел ему уйти.
Потом он услышал, как из-за угла донесся громкий болезненный вскрик – и проклятие завершилось, будто женщина все это время специально затаивала дыхание. Он снова улыбнулся, достал дубинку и вышел из-за угла.
Здоровяк выпустил женщину. Он держался за ухо, пытаясь остановить кровь.
Самое время.
– Хейя, – негромко произнес Григорий и шагнул вперед.
Тот, кто первым обернулся на его голос, получил первый удар – вполсилы, зато в висок – и тут же рухнул на землю. Парень слева тянулся к поясу, но у правого ножны уже были пусты. Григорий схватил за рукав левого, резко дернул, выводя из равновесия, и в то же мгновение опустил дубинку на руку с кинжалом, как раз когда тот делал выпад. Послышался хруст кости, вопль, зазвенел о стену отлетевший кинжал.
Григорий все еще сжимал чужой рукав. Он снова дернул, разворачивая парня на того, чьи пальцы только что сломал. Они столкнулись и рухнули грудой рук и ног. Теперь перед Григорием стоял только один мужчина, тот самый здоровяк с кровоточащим ухом. Он выхватил меч, взревел и вскинул его над головой.
Между ними было три шага. Один лишний. Григорий поднял дубинку для броска… но еще один человек перед ним успел первым. Женщина вскочила с кинжалом в руке, и его лезвие вошло в руку мужчины чуть выше локтя в момент, когда та опускалась. Сила двух встречных ударов загнала кинжал в его руку по рукоять.
Мужчина завопил, выронил меч, отшатнулся к стене.
– Милосердие Господне! На помощь, на помощь сыну Рагузы! Помогите, ради ран Христовых!
Его голос был слишком высоким для такого крупного мужчины, но хорошо слышимым, и в окнах начали распахиваться ставни. Трое парней на земле уже распутались и тоже кричали.
– Сюда, скорее! – приказал Григорий, пробираясь мимо парней.
– Секунду.
Женщина ответила на том же языке, на котором говорил Григорий и на котором она сыпала проклятиями. Она наклонилась к здоровяку; тот сполз по стене, прикрывая руками лицо и хныча. Но женщина не ударила его. Она ухватилась за рукоять кинжала, торчащую из руки нападавшего, и резко выдернула клинок.
Здоровяк жалобно вскрикнул. Другие крики слышались из окон, из лабиринта переулков.
– Пошли, – бросил Григорий, поворачиваясь; если она не пойдет, он сделал все, что мог.