И ещё все ли такие карикатуры нашли-стесали… А то дойдёт до потомков, стыда же не оберёшься!
Словом, как ни придумывай слову «величество» женскую форму, а только лучше всё равно не давать в руки сопернику такой инструмент, как боеготовая армии. Не то появится большой соблазн открыть глаза на половую принадлежность «величества» и характер близости к «нему» Сенмута.
А хорошее зрение далеко не всегда является гарантией долгой жизни. Особенно, когда задействованы такие серьёзные интересы стольких серьёзных людей.
Так что вражда ли, дружба – а чувство самосохранения заставляло оба дома придерживаться неподписанного договора. И формально Джехутимесу был соправителем свой тетки и мачехи. А нахал Тутхотеп, друг и наперсник с детских лет, этим формальным равноправием царей пользовался.
– Последние пришли, – доложил он, отдав малые почести. – Я на всякий случай три сотни на тропе оставил. Здесь, на спуске. Мало ли, вдруг тоже нас обойти попробуют.
– Не успеют, – покачал головой Джехутимесу. – Они сейчас ещё людей из Фаанаха вытягивают, чтобы Мегиддо справа от нас закрыть. Аккурат к утру половину и подтянут. Уставших и голодных.
Царь усмехнулся. Гарсиниотеф – тоже. Тутхотеп заулыбался широко и радостно:
– Думаю, моим ребятам будет весело подстегнуть последних стрелами!
– Сколько ты отправил? – тут же напрягся Гарсиниотеф.
– Как царь велел, – заверил начальник колесниц. – Дюжину.
Это был небольшой сюрпризец царю Райа, вождю врага. Вся армия Та-Кемт стоит к западу и юго-западу от Мегиддо, оседлав левым флангом дорогу на Зефти.
Дорогу противника к бегству. Правый фланг вытянут вдоль дороги из Фаанаха.
Но не соприкасается с ней. Пусть по ней идут войска мятежников, торопясь занять новые позиции напротив египтян. А совсем справа, у самых отрогов, сейчас, в ночной темноте, прячется дюжина колесниц. С рассветом они постараются «поторопить» не успевшие дойти до своих позиций отряды противника. Растянутые по тракту, не готовые к обороне. Будем рассчитывать, что стрелы поторопят их убедительно. Так, чтобы они побежали. Лучше – в панике. И донесли панику до основных сил. По которым мы в это время ударим с фронта.
План нравился всем.
– Но ты всё же выдели ещё сотню нубийцев для прикрытия, – распорядился Джехутимесу.
– Но царь! – запротестовал Тутхотеп. – Они ж колесницы скорости лишат! Нубийцы бегают, конечно, хорошо, но они ещё не кони…
Он любил пропустить немудрёную солдатскую шутку…
– Пускай колесничие пехоту и не ждут, – отрезал царь. – Никто этого не требует. Напротив, пусть носятся, как угорелые, и пускают побольше стрел. Но в случае чего им можно будет быстро отскочить под защиту копий.
Гарсиниотеф крякнул.
– Эх, царь, сколь ты хитёр, столь и предусмотрителен! И в палатке на краю судьбы лесть эта была уместна!
Да, кое-чему они здесь научились. Высланный в Ханаан, Джехутимесу времени зря не терял. Тренировался владеть оружием. Обучался военному делу. Осваивал тактику и стратегию. Воевал.
Тут, на севере, воевать можно было хоть каждый день. То хабиру не упокоившиеся задерутся. То банда какая объявится, решив поживиться в неспокойной атмосфере пограничья. То агенты Митанни просочатся. То – на безрыбье и контрабандист добыча – можно и их погонять, заодно местность изучая.
А главное, здесь к Джехутимесу стали приходить замечательные идеи по правильной организации армии! Как подготавливать её к сражению. Как вести разведку и обходить засады. Как обеспечивать тыл. Как морально управлять солдатами. Как разбивать врага малыми силами. Как добиваться победы, наконец!
– Слушай, а твои эти, голоса, не уйдут? – спросил как-то Тутхотеп.
Кто ж это может знать… Возможно, с ним разговаривают Боги, вкладывая в его мозг истину. Возможно, Бог-Который-Остаётся-Во-Всех-Вещах, решил воздать ему за двадцать два года прозябания под троном своей властной тётки-мачехи, под троном, законно принадлежавшем ему, Джехутимесу! А может быть, Отец Богов Ра, проезжая по небу на своей ладье, решил, что пора уже защитить божественные законы и наградить своего достойного сына. А что Боги решат, как долго они будут озарять его разум своею божественной силой – неизвестно…
Не то чтобы его по ночам озаряло… Но вот вдруг видел, что, скажем, нельзя колесницы плотным строем ставить и гнать их в лоб на строй противника. И как ни убеждали офицеры, что благодаря этому обеспечивается прорыв вражеского фронта, он чувствовал: такой массированный удар кулаком – лишь один из приёмов боя. Может быть, даже и не самый лучший. При длинных копьях у противника и стойкости строя потери дорогущих колесниц бывают слишком большими. Зато атака в рассыпном строю, в линии с такими промежутками, чтобы хватило развернуться… Тогда можно, не доезжая до фронта, остановиться на месте, выпустить несколько стрел; тут же кинуться вбок, чтобы избежать ответных попаданий; рвануть вдоль строя, осыпая противника смертью; отвернуть назад, сомкнуться вперёд, чтобы скакать на поддержку своих пехотинцев, уже бегущих на расстроенные линии врага… Такая атака подчас куда более эффективна!
Или взять позавчерашний спор на военном совете…
Нет, конечно, другие цари тоже спрашивали мнение своих генералов. Тем более, если те были умелыми и опытными военачальниками. И всё же там были цари – и подданные.
Но он, Джехутимесу, организовал военный совет, где все были равны. Может, потому, что сам начал мальчишкой, и было естественным сначала послушать опытных воинов. А потом уже высказаться самому. И теперь у него говорят сперва самые младшие по опыту и по званию, затем более старшие. А уж он подытоживает и принимает решение.
Он и позавчера замолчал – после того, как пересказал разведданные (разведку он контролировал сам и считал, что так правильно). Пусть сначала выскажут свои соображения командиры.
А данные не слишком радовали. Вся Сирия, весь Ханаан и вся Финикия выступили против них. Триста тридцать армий стояло по ту сторону Кармельского хребта! Воины трёхсот тридцати царств! Численность их точно установить не удалось, но… Триста тридцать царей!
И удобная стратегическая позиция. Тылом опираются на Мегиддо, возле Фаанаха прикрыли дорогу Мемфис-Месопотамия, контролируют рокадную трассу на Зефти. Правый фланг прикрыт горами, левый смысла нет обходить. Пока будешь к нему идти, сам подставишь свой бок под фронтальное движение противника.
Значит, остается только биться лоб в лоб, разворачиваясь с марша против изготовившейся к обороне армии. Либо обходить горы по дальней левой дороге. Повторяя, по сути, тот же неудачный вариант с обходом справа: пока ты будешь изнурять свою армию маршем длиною в 70 тысяч локтей, враг просто сдвинется и снова встретит тебя фронтом.
Надо отдать должное соратникам: решение атаковать противника даже не обсуждалось. Но по какой дороге обходить Кармельский хребет? Обе обходные трассы плохи, третья… Это даже не дорога. А просто горная тропа, где идти можно чуть ли не цепочкой по одному. Едва колесница проедет.
Кто-то из молодых заикнулся о таком варианте. На него зашикали: «Как же мы пойдём по этой дороге, которая так узка? Ведь нам доложили, что враги подстерегают, держат дорогу, и их много. Разве не пойдёт лошадь за лошадью и человек за человеком? Не должны ли будут наши передние части сражаться, в то время как задние будут бездействовать?»
Это было основательное соображение. Армию действительно могли разгромить по частям, покуда она накапливалась бы у выхода с гор. Но с другой стороны – словно снова ему кто-то знающий подсказывал! – царь был убеждён: это единственный, стратегически великолепный ход, ход, граничащий с гениальностью. Пройдя через перевал, его армия оказывается непосредственно в тылу у противника, фактически отрезает его от крепости и обладает всей оперативной инициативой! Он может, выставив заслон справа, наброситься на беззащитный Мегиддо. Может, выставив заслон от гарнизона Мегиддо, растерзать с тыла эту армию трёхсот тридцати царств. Он может, наконец, одновременно сделать и то, и то: попросту разбить противника по частям, пока тот делает фланговый марш, торопясь прикрыть город. А затем сорвать спелое яблочко в виде беспомощной крепости.