А пока жить надо. Жить. А там и с любовью разберемся.
Глава 8
Уотерхоул
«Развалины зданий и кварталы домов больше всех живых городов на земле»
Уолт Уитмен
Невада, Соединенные Штаты, март 2014 года
Атика допила кофе и поставила чашку на полку, не ополаскивая — с водой опять было плохо. Скважина то выдавала наверх тройную норму, то практически иссякала. Доктор Салазар сказала, что есть какие-то проблемы с подземной рекой, и весь городок боялся, что вода исчезнет. Исчезновение воды означало бы, что надо искать новое место для жилья, а найти его крайне нелегко.
— Расти… — тихонько позвала девушка, наклонившись над постелью. Она давно уже звала Ростислава на американский манер, хотя имя Расти происходило изначально вовсе не от Ростислава.
Шибанов спал, неуклюже закрывшись руками от солнечного света, как делают обычно дети и кошки.
— Расти… — чуть громче позвала Атика и поцеловала его в висок.
Шибанов встряхнул головой и открыл глаза.
— Ты просил разбудить тебя в семь, — напомнила Атика. — Я дала тебе пятнадцать минут сверх нормы. Вставай, кофе готов!
— Я же просил в семь, — деланно проворчал Ростислав, выбираясь из-под одеяла. — Или у вас в Египте принято не слушаться мужей?
— А у вас в России принято бить мужей скалкой, — засмеялась Атика. — Я помню, ты сам рассказывал мне анекдот, где муж поздно возвращается домой.
— У тебя и скалки-то нет, а туда же, — расхохотался и Ростислав. Он принялся умываться над пластиковым ведерком, стараясь не расплескивать воду мимо — после умывания ее можно было использовать для других целей.
Атика смотрела на сильное тело мужа, на перекатывающиеся под светлой кожей мускулы, на пулевой шрам, полученный при давнем нападении рейдеров, на след от самодельной пики безумца, оставшийся после набега в Рино за лекарствами… Это был совсем не тот Расти, которого Атика встретила в поместье Неверлэнд. Тот остался где-то там, на дорогах южной Невады, в брошенном на обочине «виннебаго», изношенный двигатель которого в один прекрасный день все же пришел в негодность.
Больше года они скитались по Закрытой Территории. За год можно забыть многое. Атика забыла, что такое съемки для журналов и портфолио, забыла щелканье фотокамер, ехидные вопросы на пресс-конференциях и похабные предложения голливудских кинопродюсеров в обмен на роль в очередной картине. Она забыла платья от Балансиага и туфли от Маноло Бланик, хотя при желании могла бы иметь их даже больше, чем раньше. Но сейчас ценились не туфли на шпильках, а удобные и прочные ботинки. Не воздушные полупрозрачные платья, а грубые джинсы и рубашки, а порой и бронежилеты.
И она влюбилась в Ростислава.
Точнее, это Ростислав влюбился в нее… В первый раз у них все случилось как раз в «виннебаго», когда дом на колесах стоял, спрятанный в небольшой горной лощине и заваленный ветвями для маскировки. Профессор Джей-Ти бродил снаружи, отбывая свои два часа дежурства, а Мидори мирно спала в отсеке над водительской кабиной.
Атика с наслаждением сбросила ботинки, подвигала пальцами ног.
— Ты не возражаешь, если я не стану надевать пижаму? Жарко… — светским тоном спросила Атика. Ростислав хмыкнул. Пижамы и пеньюары — это были какие-то давно забытые слова из прошлой жизни. Атика стащила с себя джинсы и расстегнула рубаху. Ростислав украдкой поглядывал на нее, в ожидании, когда она ляжет, укутавшись в простыню и уткнувшись носом в стенку. Ему нравилась ее совершенная фигура, которая за эти месяцы утратила рафинированную томность модели и налилась упругой силой. Если поначалу ему хотелось только оберегать и защищать Атику, то теперь он чувствовал нечто иное. Атика заметила, что Ростислав за ней наблюдает, сбросила рубаху, оставшись в одних трусиках, и демонстративно потянулась. Ростислав нахмурился и отвернулся. Она явно дразнила его, наверняка догадывалась, что нравится ему. Да и как она могла не нравиться?
— А у тебя разноцветные глаза, — неожиданно сказала Атика. — Раньше я не замечала… Как такое может быть?!
— Я ношу линзы. Вернее, носил… У старых вышел срок, а новые взять негде.
— Ты плохо видишь?
— Нет, вижу я хорошо, просто не люблю привлекать к себе лишнее внимание, вот и носил обычные зеленые без диоптрий. Мне и так хватало забот с папарацци и прочей газетной шантрапой. Да и стеснялся, если честно… В детстве дразнили…
Атика сочувственно улыбнулась и сказала:
— У моей бабушки тоже были глаза разного цвета…
И снова потянулась, еще более демонстративно, чем в первый раз.
Ростислав поднялся с колченогого складного стульчика и неловко стукнулся головой о полку. Чертов дом на колесах всем был хорош, кроме тесноты.
Атика захихикала.
— Ничего смешного, — буркнул Ростислав и тоже начал раздеваться. В другое время он бы взял плед, да завалился спать на полу прямо в одежде. Но в тот день было особенно жарко, Ростислав сварился бы в своей амуниции. Да и на диванчике все же помягче будет. А отдохнуть надо как следует — так уговаривал себя Ростислав, повернувшись спиной к Атике и снимая штаны.
Атика лежала на спине, закинув руки за голову. Она так и не укрылась простыней.
Атика думала о том, что можно постараться растянуть этот миг блаженства, когда все так зыбко, неизвестно, но замешано на коктейле взаимного интереса. Краткий миг наслаждения тем, что можно не переступить грань. Волнующее чувство — это не просто дружеский интерес, а нечто более интимное. Можно оставить как есть, и этот интерес тихо угаснет. Можно подогреть его намеками и провокационными фразами и увести в стремительно развивающуюся страсть. А можно рассудительно оставить на уровне крепких дружеских отношений и взаимопонимания. Атика никак не могла решить — чего же ей хочется больше. Она привыкла, что Ростислав — друг. Такой надежный и сильный. Но в то же время она чувствовала, что их дружба вот-вот перейдет в другое качество. И тогда неизвестно — что будет.
Ростислав осторожно лег рядом и зажмурился. Потом подумал, что это довольно глупо и, открыв глаза, покосился на девушку. Атика лежала с закрытыми глазами. Ростислав повернулся было на бок, спиной к ней, но сна не было ни в одном глазу. К тому же он точно знал, что и Атика не спит. Ростислав повернулся к девушке и сердито спросил:
— Ты меня дразнишь, что ли?
Атика распахнула свои миндалевидные глаза и удивленно уставилась на него. Ростислав смутился:
— Извини. Я просто… в общем, извини.
Атика положила свою руку ему на плечо:
— Да ничего…
Ее ладонь была прохладная, но Ростислава словно обожгло, он физически ощутил, как от ладони Атики внутрь его потек жар, заставляя быстрее биться сердце, затуманивая мозг.
— Атика… — прошептал Ростислав и, взяв ее руку в свою, поднес к губам. Узкая смуглая ладонь с тоненькими пальчиками… Ростислав вдруг внезапно понял, как давно ему хотелось вот так взять и перецеловать каждый пальчик, каждую родинку. Даже въевшаяся грязь под ногтями его умилила — сколько приходится терпеть девочке, которая была создана совсем для другого — для дорогих маникюрных салонов, для бассейнов с прохладной голубоватой водой, для… да мало ли для чего. Атика внезапно резко перевернулась и нависла над ним, опираясь на руки, глаза ее сузились:
— Не смей меня жалеть!
— Я и не думал, — тихо сказал Ростислав и потянул девушку к себе.
Спустя мгновение они самозабвенно целовались, руки Ростислава ерошили ее короткие волосы, скользили вдоль спины и ниже. Ему хотелось почувствовать ее всю, обнять, заслонить собой от мира… Гибкое тело Атики мгновенно и чувственно реагировало на прикосновения и ласки, словно и она ждала этого очень и очень долго.
Два часа пролетели так быстро и незаметно, что они чуть было не пропустили возвращение Профессора…